Белая башня

Слева и справа от него расправили крылья когорты воинов. И в руке каждый держал копье, а над ним поднимался золотой флажок с символом Императорского дома. За воином на жеребце выстроились еще четверо, тоже верховых и в облачении столь же великолепном.

А вот людей Владыка копий привел не так и много. Нет, выглядело все внушительно, но это иллюзия. Воинов наберется сотни две от силы. Верховный подавил вздох.

За этой четверкой стояли пешие стражники. И уже за ними виднелся знакомый паланкин. На сей раз драгоценные ткани были собраны и привязаны так, чтобы та, которая сидит внутри паланкина, была видна всякому.

Золотая маска.

Золотые одежды.

Правда, теперь это золото казалось… ненастоящим?

— Память о ладеме? — мысленно поинтересовался Верховный. — Эта любовь к золоту?

— Люди тяготеют к символам. И полагаю да, имеет место яркий пример деградации значений до нулевых.

Верховный остановился, не дойдя трех десятков шагов. И руку вытянул, останавливая толпу, которая, кажется, за время пути лишь разрослась.

Сам же сделал шаг.

Воины опустили щиты на землю, слаженно и так, что они издали громкий резкий звук. Копья ударили о боковую часть щитов. И грохот наполнил площадь пред храмом.

Верховный сделал еще шаг.

И ближе.

За ним следовала женщина в золоте. И гигант, который явно не верил Владыке копий да и никому из тех, кто преградил путь.

Меж тем всадник легким движением поводьев заставил коня преклонить колени и спешился. Шаг навстречу. Другой. И вот уже они стоят друг напротив друга.

— Ты переменился, — в голосе Владыки копий нет упрека, разве что некоторое удивление. — Мне говорили, но признаюсь, что не слишком верил. Думал, слухи…

— Слухам и вправду не стоит верить. Но я да, переменился. Так уж вышло.

— Боги все-таки снизошли до людей? Чернь болтает…

— Что произошло?

— Что произошло… а и вправду… ничего-то особенного. Верховный жрец исчез, когда он нужен. Совет распался, ибо те, кто в нем, уподобились крысам, что бегут из города, почуяв близость огня.

— Многие ушли?

— Немногие остались… увели с собой войска. В городе начались беспорядки. Сгорело несколько имений, еще больше — разграблены, а сил подавить мятеж нет, потому как вдруг оказалось, что кровь и род важнее клятв, принесенных трону.

Это Владыка произнес с горечью.

— Что ж, — Верховный оглянулся на людей. — Вот те, кто готов служить…

— Отребье.

— Пускай, но выбора нет. Да и занять их надо.

— Они еще хуже крыс, стоит повернуться спиной и…

— Выбора у нас нет, — Верховный глядел прямо, и золото его отражения сливалось с золотом доспеха. — Или мы займем этих людей, дав им надежду, или город погибнет раньше, чем разверзнуться небеса. А потому… пропусти.

Владыка копий медлил.

Думал.

Решал.

И не был способен принять решение.

Но все же вздохнул и отступил. Он поднял руку, и толпа на это движение отозвалась слаженным ревом. А следом, перекрывая его, загрохотали щиты.

— Тише! — Верховный повернулся к людям. — В час испытаний как никогда мы должны быть едины…

Слова сами возникали в голове его. Это были хорошие слова, довольно пышные, но порой людям и пафос нужен. А главное, что пока он говорил, рабы, державшие на плечах своих паланкин, двинулись.

Оказавшись подле Верховного — говорить он устал, но люди успокоились — они опустили паланкин на землю. И та, что сидела в нем — за её плечами виднелась серая молчаливая фигура Ксочитл — поднялась.

— Ты пришел! — её голос полетел над толпой, и люди стихли. Все стихли. В этой тишине слышно было, как похрустывают под ногами камни, как дышат лошади и люди, как скрипит сбруя. — Я знала, что ты придешь!

Она спешила выбраться из паланкина, но праздничные одежды были слишком тяжелы, и девочка запуталась. Она упала бы, если бы Верховный не подхватил её.

Подхватил и поднял так, чтобы видели все.

А она, обняв его за шею, сказала:

— Ты другой… ты только её не слушай. Она злая.

— Она больше не злая, — Верховный коснулся маски. — Она защитит нас… город, людей. Веришь?

— Вера — понятие иррациональное, — проворчала Маска. — Но момент и вправду подходящий. Скажи ей, чтобы положила ладони на… меня.

— Положи руки на лоб, — попросил Верховный. И дитя исполнила сказанное. — А теперь скажи что-нибудь… хотя нет.

Он повернулся к людям и велел:

— А теперь просите богов! Просите! И громко! Так, чтобы услышали ваши голоса…

Верховный сам запел, и голос его чуть охрипший понесся над толпой. К нему присоединились два женских — Ксочитл и той, другой, что упрямо держалась рядом, явно надеясь ухватить свой кусок призрака власти. И бас гиганта, и громкий голос Владыки копий, что не попадал в другие, но все же был. Голосов снова становилось больше. Они сливались в один, единый, и тот устремлялся к небесам.

А те… те вдруг посветлели.

А потом вспыхнули светом, ярким и солнечным. Он, разлившись по-над крышами, напитал пирамиды, и показалось даже, что воспарили те над землей. Свет спустился на стены. На крыши. Он лег на грязный камень, и камень в нем избавился от грязи. Он коснулся людей, и те, трепеща, закрыли глаза. Кто-то, кажется, выронил щит, ибо со щитом неудобно стоять на коленях. А люди опускались.