Бегущий в лабиринте

А потом откуда ни возьмись появился Чак, прыгающий перед ним. Томасу казалось, что его ноги приросли к полу с помощью огромных кусков льда. Он мог лишь смотреть на происходящее перед ним с ужасом, абсолютно беспомощный.

С тошнотворным мягким хлюпаньем кинжал врезался в грудь Чака по самую рукоятку. Мальчик вскрикнул, упал на пол, его тело стало биться в конвульсиях. Кровь лилась из раны, темно-малиновая. Его ноги ударялись об пол, словно бы он пытался бесцельно отбиваться от смерти. Красная струйка крови потекла между его губ. Томасу казалось, что мир вокруг рухнул, что его сердце разбито.

Он упал на землю, обхватив трясущееся тело Чака.

- Чак! – кричал он, его голос звучал так, словно его горло плавилось от кислоты. – Чак!

Мальчика неконтролируемо трясло, кровь была повсюду, руки Томаса промокли. Глаза Чака закатились, стали видны белки. Кровь текла у него изо рта и из носа.

- Чак, - сказал Томас, на этот раз шепотом. Должно же быть хоть что-то, что они могли сделать. Они же могли спасти его. Они…

Мальчик перестал трястись и замер. Его глаза вернулись в обратное положение, сфокусировавшись на Томасе.

– Том…мас. – Прозвучало единственное слово, едва различимое.

- Держись, Чак, - сказал Томас. – Не умирай, борись. Кто-нибудь помогите!

Никто не пошевелился, и глубоко в душе Томас знал, почему. Тут уже ничего не могло помочь. Все кончено. Черные пятна поплыли у Томаса перед глазами, комната завертелась.

«Нет», - думал он. – «Не Чак. Не Чак. Кто угодно, но не Чак».

- Томас, - прошептал Чак. – Найди…мою маму. – Мучительный кашель вырвался из его легких вместе с каплями крови. – Скажи ей…

Он не закончил. Его глаза закрылись, тело стало мягким. Последний вздох сорвался с губ.

Томас смотрел на него, смотрел на безжизненное тело друга.

Что-то внутри Томаса изменилось. Зародилось глубоко в груди, какое-то семя ярости. Мести. Ненависти. Что-то темное и ужасное. А затем взорвалось, разрывая легкие, разрывая горло, руки и ноги. Разум.

Он отпустил Чака, поднялся, трясясь, повернулся и увидел новых посетителей.

А потом Томас заорал. Бешено и дико заорал.

Он дернулся вперед, кинулся на Галли, выпуская пальцы как когти. Он нашел горло мальчика, сжал его, оба повалились наземь. Он оседлал тело мальчика, обхватив его ногами, чтобы тот не мог сбежать. Томас начал его избивать.

Левой рукой он прижимал шею Галли к полу, а правой бил по лицу, удар за ударом. Снова и снова, и снова, впечатывая свои смятые суставы в лицо мальчика. Был хруст, кровь, ужасные крики. Он не знал, чей крик был громче – его или Галли. Он бил его – выплескивая каждый грамм ярости, который им владел.

А затем его оттащили Минхо и Ньют, его руки стали колотить воздух. Они потащили его по полу. Он боролся с ними, извивался, кричал, чтобы его отпустили. Глаза были прикованы к Галли, который лежал неподвижно. Томас чувствовал, как ненависть рвется наружу, словно их связывала видимая огненная линия.

А потом внезапно все исчезло. Остались только мысли о Чаке.

Он вырвался из захватов Минхо и Ньюта и кинулся к безжизненному телу мальчика. Он схватил его на руки, игнорируя кровь, пустой замерший взгляд смерти на его лице.

«Нет!» - орал Томас, его охватывало горе. – «Нет!»

Тереза оказалась рядом, положила руку ему на плечо. Он стряхнул ее.

- Я обещал ему! – кричал он, даже сейчас понимая, что его голос звучал как-то не обычно. Почти безумно. – Я обещал спасти его, увести домой! Обещал! – Тереза не ответила, только кивала, его взгляд был направлен в пол.

Томас обнял Чака, сжав его так крепко, как мог, словно это могло вернуть его к жизни или показать, насколько он был благодарен за спасение жизни, за то, что тот был другом, когда никто другой к этому не стремился.

Томас плакал, рыдал как никогда раньше. Его мучительные рыдания эхом разносились по комнате как звуки агонии.

60

Наконец он успокоился, полностью погрузившись в усталость от боли. В Глэйде Чак стал для него символом – маяком, который каким-то образом все расставлял на свои места. Спать в кровати. Поцелуй на ночь. Есть бекон и яйца на завтрак, ходить в настоящую школу. Быть счастливым.

Но теперь Чака нет. И его мягкое тело, которое Томас все еще сжимал, казалось холодным талисманом – того, что все эти мечты и надежды на будущее никогда не сбудутся, что жизнь никогда и не была такой на самом деле. Что даже сейчас, когда они сбежали, впереди ждут мрачные дни. Жизнь, полная сожалений.

Его вернувшиеся воспоминания были отрывочны. И в них было не так уж много хорошего.

Томас перестал тонуть в боли, запертой где-то внутри него. Он сделал это ради Терезы. Ради Ньюта и Минхо. Какие бы кошмары не ждали их, они пройдут через это вместе, и сейчас только это и имеет значение.

Он отпустил Чака, отполз назад, стараясь не смотреть на футболку мальчика, черную от крови. Он стер слезы, протер глаза, думая о том, что мог бы постесняться всего этого, но он не стеснялся. Наконец, он поднял глаза. Посмотрел на Терезу и ее огромные голубые глаза, наполненные печалью – как к нему, так и к Чаку, он был уверен.