— Но это только цветочки. Он увидел, что я поставил на Алби крест и бросил его умирать, — а ведь я ветеран, обладающий знаниями и опытом. Так что, по идее, Томас не должен был ставить под сомнение мои решения. Но он поставил! Подумайте о том, ценой каких физических и моральных усилий ему удалось подвесить Алби на стене, подтягивая вверх дюйм за дюймом. Это просто безумие какое-то! В башке не укладывается! Но у него получилось. Когда мы услыхали шлепанье гриверов, я сказал Томасу, что надо разделиться, и смылся, начав бегать по специальным маршрутам, которые мы давно отработали на случай погони. А он не наделал в штаны от страха, как можно было предполагать, а в одиночку смог взять ситуацию под контроль, вопреки всем законам физики и земного притяжения умудрился подвесить Алби на стене, потом еще отвлек на себя внимание чудищ, улизнул прямо из-под носа у одного из них и наткнулся…
— Мы поняли, о чем ты, — встрял Галли. — Оказывается, Томми у нас — шанк-везунчик.
Минхо с угрожающим видом повернулся к Галли.
— Заткнись, никчемный утырок! Ты ни хрена не понимаешь! Я за два года не видел ничего подобного! И прежде чем разевать свой рот…
Минхо замолчал, потер глаза и обессиленно застонал. Глядя на него, Томас поймал себя на том, что слушал бегуна с широко раскрытым ртом. Он вконец запутался в собственных чувствах: сейчас в нем смешались и признательность Минхо за то, что он защищал его перед всеми, и непонимание необъяснимой агрессии Галли по отношению к себе, и страх услышать суровый приговор.
— Галли, — произнес Минхо более спокойно, — ты просто трусливый недоносок, который никогда не хотел стать бегуном и ни разу не пытался принять участие в тренировках. Ты не имеешь права болтать о вещах, в которых не смыслишь. Так что заткнись.
Галли вскочил с места, пылая ненавистью.
— Еще одно слово — и я сломаю тебе шею! Прямо здесь, на глазах у всего Совета! — прошипел он, брызжа слюной.
Минхо рассмеялся, а затем взял Галли растопыренной пятерней за физиономию и с силой толкнул. Томас аж подскочил, глядя, как грубиян повалился на стул и, в падении разломав его, распластался на полу. Не успел Галли подняться, как Минхо мгновенно подскочил к нему и ударом ноги в спину снова отбросил на пол.
Томас потрясенно опустился на стул.
— Никогда больше мне не угрожай, Галли, — оскалившись, прошипел Минхо. — А теперь даже обращаться ко мне не вздумай. Никогда. Иначе, клянусь, я переломаю тебе руки и ноги, а затем сверну твою поганую шею.
Ньют с Уинстоном вскочили с мест и, схватив Минхо, принялись оттаскивать его от Галли. Растрепанный и багровый от злости, тот тем временем поднялся — впрочем, пойти в контрнаступление он не решился, а лишь стоял, тяжело дыша и пытаясь испепелить обидчика взглядом.
Наконец Галли неуверенными шагами попятился к выходу, злобно обводя глазами кураторов. Подобный полный ненависти взгляд можно увидеть только у человека, собирающегося совершить убийство, подумал Томас. Приблизившись к двери, Галли вытянул руку за спину, пытаясь нащупать ручку.
— Теперь все изменилось, — сказал он, плюнув на пол. — Тебе не стоило этого делать, Минхо. Ты совершил
У Томаса упало сердце. Неужели может произойти что-то еще хуже того, что уже произошло?
Галли рывком распахнул дверь и шагнул в коридор, но не успели кураторы прийти в себя, как он просунул голову в дверной проем и крикнул, злобно глядя на Томаса:
— А ты, вшивый Салага, возомнивший себя Богом, не забывай, что я тебя видел! Я тебя видел во время Метаморфозы! И то, что решат кураторы, не имеет никакого значения! — Он сделал паузу, обвел полусумасшедшим взглядом каждого в комнате и добавил, снова уставившись на Томаса: — Я не знаю, для чего ты к нам заслан, но жизнью клянусь, что остановлю тебя! И убью, если придется.
С этими словами он исчез, громко хлопнув дверью.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Томас сидел, как ледяное изваяние, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. За короткий период пребывания в Глэйде он успел испытать все возможные человеческие эмоции — и страх, и одиночество, и отчаяние, и горечь, и даже что-то наподобие радости. Но сейчас он чувствовал нечто доселе неизвестное — ему никогда еще не заявляли, что ненавидят настолько, что готовы убить.
Галли просто сумасшедший, сказал он себе. Он вконец спятил. Однако мысль не принесла успокоения — напротив, испугала еще сильнее: сумасшедшие способны на все.
Члены Совета притихли; кто сидел, кто стоял, но все без исключения пребывали в состоянии шока. Уинстон и Ньют отпустили Минхо, и все трое с угрюмыми лицами расселись по своим местам.
— Поделом ублюдку, — произнес Минхо почти шепотом. Очевидно, слова не предназначались окружающим.