Бегство из Эдема

Донован был дородным светловолосым мужчиной с розовыми щеками и водянистыми светло-голубыми глазками. Брат его жены владел бурно расширяющейся сетью прачечных. Секрет процветания оказался до смешного прост. С тех пор, как Донован был избран членом городского совета, его шурин – о, разумеется, по чистой случайности! – стал получать множество заказов от муниципальных служб на прачечные услуги.

– И вообще, где это сказано, что честные налогоплательщики обязаны обеспечивать жильем людей, которых вообще никто сюда не приглашал? – загремел в гостиной голос Кокрейна. – А кто не может сам обеспечить себе достойную жизнь в этой стране, тот пусть лучше убирается восвояси, черт побери!

– Не могу не согласиться с вами в этом, Бен, – поддакнул Донован.

Сара заговорила с тихой страстностью:

– Три четверти населения Нью-Йорка живет в доходных многоквартирных домах. Здания перенаселены, они представляют собой пожарные ловушки, без элементарной санитарии и вентиляции… Сотни людей, не знающих языка, не имеющих связей или знакомств, теснятся в крошечных комнатушках. Их душит нищета, им некуда податься, у них нет выбора…

– Так пусть убираются, откуда пришли! – прогремел Кокрейн, заглушая ее голос. – Зачем они сюда понаехали? На что они рассчитывали? Кучкуются тут, как в муравейнике, и еще жалуются, что им плохо! Это большая страна, – заявил он, раскидывая руки в стороны, – места хватит всем. Пусть двигаются на запад, на юг, куда угодно. Это страна великих возможностей, разве не так? Все начинают с нуля. Я не прав?

Все закивали и заговорили, выражая свое согласие. Алекс не сводил глаз с Сары. Она нервно вертела ложечку на кремовой кружевной скатерти; ее лицо осталось невозмутимым, но длинные пальцы, вращающие ложечку, побелели от напряжения.

– Конечно, гораздо легче рассуждать за обедом из омаров и телячьей вырезки, сидя на стуле в стиле Людовика XVI за венецианским столом работы мастеров Возрождения.

Она смягчила свои слова улыбкой, заставившей всех остальных собеседников заулыбаться в ответ. Один только Кокрейн сохранил серьезность.

– Особенно легко рассуждать белоручкам, которые живут по-королевски, не ударив для этого пальцем о палец.

– Кстати, омары были превосходны, – тактично заметила Констанция, чтобы сгладить неловкость, когда молчание затянулось слишком надолго. – Вы получаете их из Мэна?

Сара откинулась на стуле. Напряжение ушло из ее лица, сменившись утомлением. Краткий взгляд, который она послала мужу через весь стол, был полон усталости, презрения и ненависти. Алекс его перехватил, и ему стало не по себе, но вот заметил ли этот взгляд кто-либо еще, сказать было трудно. Никто не подал виду.

Вскоре вошла горничная и что-то тихо сказала на ухо хозяйке. Сара положила вилку и виновато улыбнулась.

– Прошу меня извинить, я покину вас на несколько минут. Мне надо подняться к Майклу.

– Уж не заболел ли он? – забеспокоилась миссис Донован.

– Нет, ему просто приснился дурной сон. В последнее время они беспокоят его все чаще. Я скоро вернусь…

– Обойдется, – властно оборвал ее Кокрейн. – Майкл просто избалован, вот в чем все дело. Пока он знает, что ты примчишься по первому зову, ему будут сниться кошмары.

– Карла говорит, что он двадцать минут плакал не переставая, Бен. Думаю, мне следует…

– Я сказал, обойдется.

Наступило напряженное молчание. Сара с величайшей аккуратностью сложила салфетку и положила ее рядом со своей тарелкой.

– Знаете, – сказала она негромко, ни на кого не глядя, – я, пожалуй, все-таки загляну к нему на минутку. Прошу вас, не ждите меня с десертом.

С этими словами она поднялась и вышла из комнаты. Алекс прервал вновь установившееся молчание и начал рассказывать о Ньюпорте, хотя и сам едва ли понимал, что говорит. Злобные бульдожьи глазки Кокрейна грозно сощурились, не отрываясь от бокала с вином, который он вращал по столу. Взгляд Алекса неотступно следил за маленькими пухлыми ручками – такими нелепыми при его могучих бицепсах и широких, по-борцовски сутуловатых плечах. Алекс был рад, что Сара выиграла эту схватку и настояла на своем – мысль о том, что Майкл лежит один в темноте и плачет, была для него невыносима. Но он не мог не спросить себя, какую цену ей придется заплатить за свою победу.

* * *

Это было ее обычное наказание – грубое, жестокое и примитивное. Вот уже больше года Бен не прибегал к этому способу, но ни Сара, ни он сам ничего не забыли. Хорошо еще, что все произошло очень быстро. Она знала, что в этот вечер так оно и будет, и даже успела подумать, что это к лучшему. Иногда Бен откладывал свое возмездие, и муки ожидания, которые испытывала Сара, доставляли ему дополнительное удовольствие. Но в этот вечер она вывела его из себя, и у него не хватило терпения потомить ее неизвестностью.