– Нет, я имел в виду местечко поудобнее. Дженни не слишком понравился его ответ, но, подумала она, Рейф вряд ли позволит себе что-то в присутствии такого соглядатая, как его пятилетняя дочь. И Дженни очень порадовалась этому обстоятельству. Местечко поудобнее, упомянутое Рейфом, оказалось полянкой под деревьями в стороне от шоссе, ведущего обратно к дому. Землю устилал покров из желтых и буроватых листьев, поверх которого Рейф развернул старый плед. Осень была любимым временем года Дженни. Разноцветье пейзажей матери-природы она воспринимала скорее как знак начала, а не конца.
Рейф с Синди, усевшись рядышком, склонились над большой плетеной корзиной, и Дженни была очарована представшей ее глазам сценой. У нее сжалось сердце от сладкой боли, как бывало всякий раз, когда она видела отца с маленькой дочерью. Дженни прослушала немало психологических курсов, прочла немало книжек из разряда тех, которые называются «Помоги себе сам», и поняла, что эта боль рождена потерей отца, что именно такой близости с отцом не хватало в детстве и юности ей самой.
Ее дед был сухим и довольно грубым человеком, он никогда не сажал ее на колени, не обнимал, не играл с нею. Он не принадлежал к любящему типу дедушек.
Не приходилось сомневаться, что Рейф обожает Синди. Это чувство читалось в его взгляде, когда он смотрел на дочь. В его глазах светились любовь и гордость. И мягкий юмор.
Ему нравилось, Дженни видела, быть отцом.
– Ой, папочка, ты только посмотри. Хьюго положил этот вонючий сыр! – Синди сморщила от отвращения носик.
– Хьюго – это мой шеф-повар, – объяснил Рейф для Дженни. – Он считает любую трапезу незавершенной, если в ней недостает блюд французской кухни. Даже на пикнике нельзя обойтись без сыра бри, французского хлеба и вина. А по мне, так хватило бы сэндвичей с ростбифом и пива.
– Может, стоило ему об этом сказать? – заметила Дженни.
– Тысячу раз. говорил, – отозвался Рейф. – А потом прикусил язык. Хьюго чертовски вспыльчив. Но лучшего повара во всем штате не найдется.
– Папочка, ты сказал нехорошее слово! – воскликнула Синди. – Ты должен мне десятицентовик!
– В мужском обществе непременно должен быть какой-то закон против ругательств, – виновато пояснил Рейф, пока доставал из кармана монетку.
– Вчера я получила от дедушки целых пятьдесят центов, – гордо провозгласила Синди, отвлекая тем самым внимание Дженни от джинсов, туго обтягивавших бедра Рейфа.
– Он исправляется, – заметил Рейф, достав наконец десятицентовик для дочери. Синди согласно кивнула.
– Сначала он платил мне по два доллара в день.
– Похоже, характера ему не занимать, – высказала свое мнение Дженни, радуясь, что голос не выдал ее смятения. Фью-ю! Она была готова схватить салфетку и начать обмахиваться ею как веером! Мириам была права. Этот парень в самом деле очень даже симпатично заполняет собою джинсы!
– Да уж, мой отец крепкий орешек, – подтвердил Рейф.
– Смотри, папочка. Клубень сделал для нас картофельный салат! Вот здорово! Это мой любимый!
Дженни вспомнила, что Синди уже говорила ей о Клубне. Кажется, он старый приятель ее дедушки, морской кок. Вышел в отставку и работает у них в ресторане.
– Клубень и Хьюго всегда ссорятся, – продолжала Синди. – И лица у них становятся красными, как картофельный салат. – Она ткнула пальчиком в плошку с салатом – он действительно был красноватым из-за кубиков свеклы. – У Клубня тоже есть татуировка, только не такая большая, как у дедушки. Просто змейка. Голая дама мне больше нравится.
Дедушка умеет даже шевелить рукой, чтобы заставить голую даму танцевать. Вот бы ты посмотрела!
– Звучит впечатляюще, – сказала Дженни.
– Что это значит? – спросила Синди.
– Значит – «хорошо», но только еще лучше, – объяснила Дженни.
– А мне… мне ты кажешься впе-чат-ля-ю-щей, – старательно выговаривая новое слово, призналась Синди. – Тебе тоже, папочка?..
– Ну конечно.
Дженни наверняка знала лишь одну впечатляющую вещь – силу воздействия на нее Рейфа. Он сидел сейчас на расстоянии как минимум футов двух, и все равно она ощущала его тепло, и от этого ощущения мурашки пробегали по всему ее телу. Он и не подумал хотя бы из вежливости опустить глаза. Взгляд его был восхищенным и откровенным – но не оскорбительным, что уже редкость. Никогда в жизни на Дженни не смотрели такими глазами.
– Папочка, ты ничего не ешь. Ты что, не голоден?
– Умираю с голоду, – отозвался, не отрывая взгляда от Дженни, Рейф голосом соблазнительно бархатным и хриплым.
– Меня в меню нет. – Тихое предупреждение Дженни предназначалось исключительно для ушей Рейфа.
– Я этого и не говорил, – парировал он.
– Верно, но смотрел на меня как изголодавшийся человек на свою последнюю трапезу.
– У тебя слишком живое воображение. Должно быть, оно часть твоей работы.
– Может, у меня и живое воображение, но почву под ногами я чувствую, не сомневайся. Практическая жилка у меня длиной с милю, не меньше, – сообщила она ему.
– Да ну, аж с милю?
– Именно, – подтвердила она. – И с ног меня свалить не удастся.