Беглецы из ниоткуда

Ведь, если подумать всерьез и объективно – мужчина, пусть и в годах уже, но все еще в полном здоровье, может сделать то, чего не сумеют мальчики: пробудить хоть в одной юной женщине инстинкт продолжения рода – а за одной неизбежно потянутся и остальные, и человечество продолжится, а что может быть важнее?

Поэтому она молвила очень доброжелательно:

– Я отлично понимаю, что побудило вас… Но вы так давно, кажется, не общались с женщинами, что успели забыть, какой подход мы любим. С женщиной нужно остаться наедине и лишь тогда дать ей понять…

Истомин, однако, вовсе не был расположен размышлять на столь отвлеченные темы. И совершенно не понял, что имела в виду Мила.

– Да господи, – сказал он сердито. – Вы что – не чувствовали, как все содрогалось?

Мила опять-таки поняла его по-своему.

– У вас сердцебиения? Наверное, вам нужно обратиться к Зое – она ведь еще и врач все-таки…

– Не понимаю, при чем тут сердце. Я говорю о корабле, а не о моем здоровье. Вы понимаете: что-то странное происходит и на корабле, и в пространстве вокруг нас…

Все же сильный туман стоял в его голове, и никак не удавалось коротко и ясно сказать то, что он хотел – чтобы она поняла и передала другим. Чтобы принять меры, не опоздать…

– Понимаете, они во всем винят нас. И готовят что-то… Конечно, нехорошо с моей стороны выдавать, я как бы даже обещал… Но они хотят власть… взять власть в свои руки – такое ведь не раз бывало в истории, верно? Я очень боюсь… Вы ведь не захотите уступить им так просто, верно? Мужчины не захотят. А они ныне уже не такие маленькие – дети… Они сильны и решительны. Мне не хочется, чтобы с ними что-то произошло – но ведь нужно предотвратить! Понимаете, я их люблю. Может, потому, что своих у меня никогда не было, – я всех их очень люблю…

Он говорил и говорил, а Мила ощущала все большее раздражение. Какая власть? Какая революция? Дети есть дети, у них свои игры – разве нужно игры принимать всерьез? То ли он спросонья болтает, то ли… пытается отвлечь ее от истинной цели своего похода к молодым? Но ей некогда его слушать: у нее серьезное, хотя и не очень понятное поручение, данное Юриком, и надо поскорее передать все тем людям, которых назвал сын…

Но как только прозвучало ключевое слово – «люблю» – она сразу же встрепенулась:

– Я догадываюсь о силе ваших чувств… Думаю – это Орлана? Или… – Она не решилась спросить: «Или – моя дочь?» – ей как-то не хотелось все-таки, чтобы его избранницей оказалась Валентина. Она и моложе, и вообще…

– Ах, вот вы о чем? Да, конечно… То есть я хотел сказать – нет, разумеется. Никто из них ничего не понимает, – сказал он с чувством, весьма похожим на разочарование. – Они точат зубы на всех ваших мужей. А знаете, что они мне пообещали? Кого-то из наших женщин – хотя все вы ведь замужем!

– Я понимаю, понимаю, – поспешно заверила она, – что без женщины не может быть настоящей, полной жизни…

Она повернулась к Истомину, чтобы лучше видеть его лицо; пола халата соскользнула с колена, открывая бедро. Мила поспешно водворила ткань на место – но это-то движение как раз и привлекло внимание Истомина, и внезапно направило его мысли в сторону дел практических.

– Без женщин, да… – пробормотал он скорее самому себе. – А может, это вас они и имели в виду? Быстро, быстро…

И как-то непроизвольно протянул руку и положил ладонь на ее колено, невзирая на то, что Мила из осторожности придерживала полу халата пальцами. Движение было чисто рефлекторным, Истомин, быть может, еще не имел в виду ничего плохого. Просто само слово «женщина» оказалось ключевым и привело в действие стандартную, давно ушедшую в подсознание схему поведения.

Она же восприняла это, как недвусмысленное намерение.

Ей стало не по себе. В первое мгновение она обиделась: ну можно ли было истолковывать ее сочувствие так примитивно, так по-скотски (иначе это и не назвать было). А в следующее – испугалась: они были вдвоем, очень далеко от обитаемых корпусов, и он, конечно же, был сильнее…

Она медленно, ласково сняла его руку с колена и даже погладила ее – чтобы не обидеть его и не вызвать стремления напасть.

– Да, да, я совершенно понимаю вас… Я попытаюсь вам помочь… Поговорю с нею, уверена, что она отнесется к вам наилучшим образом… Вы ведь заслуживаете всяческого уважения и любви, да, и любви. Только потерпите еще немного…

Произнося слова утешения и надежды, Мила осторожно встала и – спиной, спиной – продвигалась к двери.

– А сейчас мне пора… мне давно уже пора, муж, я думаю, уже ищет меня, а он очень неприятен, когда сердится – когда меня нет рядом… Не провожайте, я прекрасно доберусь сама…

Она была уже около двери, когда закончила свою утешительную речь – умолкла просто потому, что воздуха в легких больше не оставалось. Она как-то забыла, что нужно дышать – до такой степени испугалась вдруг. Хотя Истомин продолжал лежать, не шевелясь, и только недоуменно глядел на нее. Он не успел еще понять, чего это женщина вдруг испугалась. Да, не очень-то качественно молодые выполняют свои обещания. Придется так и сказать им.