Я только головой покачала. Одновременно открыв двери в свои квартиры, мы распрощались. Я бросила на тумбочку сумку, прошла на кухню и села, уронив руки на колени. Сегодня я получила ответы на многие вопросы, но стало ли мне от этого легче? Если рассказанное Сергеем не было плодом его нервного воображения, то я предпочла бы никогда об этом не знать. Рассудком понимая, что все поступки Олега уже в прошлом и судить его за них поздно, я тщетно пыталась избавиться от переполняющего меня чувства брезгливости. Мне легче было бы пережить, если бы он действительно полюбил, но грязная сделка ради денег или ради услуги вызывала во мне отвращение.
— Он умер, умер... —твердила я самой себе. — И говорить, и думать об этом бессмысленно!
Сейчас я и рада была бы выплакаться, да слез не было. И я поняла, что сидеть, изводя себя черными мыслями, нельзя, иначе действительно свихнусь. Неожиданно вспомнила о Ферапонтове. Выглядел он и правда из рук вон плохо, поэтому вполне можно было предположить, что Ферапонтов захворал.
— Ты же врач, — усмехнулась я своему отражению в зеркале, выйдя в коридор. — Может, теперь ему понадобилось что-нибудь кроме витаминов?
Я позвонила в дверь соседа. Он долго не открывал, и я начала волноваться, не случилось ли в самом деле чего. Наконец услышала шаги и крикнула:
— Коля, это я!
Он отпер, я глянула через порог и тихо обомлела: воспаленные красные глаза, отекшие веки... Неловко съежившись, Николай держался одной рукой за дверь, глядя на меня беспомощно, как ребенок.
Все, что до этой минуты мучительно роилось в голове, исчезло мгновенно и без следа. Я шагнула через порог и, захлопнув дверь, потащила шатающегося Ферапонтова в комнату. Рука его была так горяча, что мне показалось, будто я обожглась.
— Что с тобой, Коля? Что-нибудь болит?
— Ерунда... — едва не падая, заявил сосед. — К утру пройдет...
— «Пройдет»... — передразнила я, решительно направляя его к кровати, — если доживем. Ну-ка, живо ложись, и даже в мыслях не смей мне перечить!
Голова моя прояснилась окончательно, я взялась за больного соседа с энтузиазмом, который испытывала, пожалуй, только в студенческие годы. Ничего страшного, кроме высокой температуры, я у него пока не обнаружила, однако оставить одного не решилась, поэтому устроилась в кресле, наблюдая, как он засыпает.
Я проснулась посередине ночи от того, что затекла поясница, и поначалу не поняла, где нахожусь. И только увидев разметавшегося по постели Ферапонтова, вспомнила, что к чему. «Круговорот в природе! — усмехнулась я, вставая с кресла. — Вчера со мной сидел Максим, сегодня я сижу с Колькой... Интересно, будет ли с кем-нибудь сидеть завтра Ферапонтов?»
Я подошла к больному и осторожно положила руку на лоб. В следующий миг случилось невероятное: запястье словно очутилось в стальных тисках, потом руку рвануло в сторону, и, взмахнув всеми оставшимися свободными конечностями, я на долю секунды воспарила вверх, кувыркнулась, а затем рухнула в дальний конец кровати, приложившись головой о стену. Но на этом счастье не кончилось. Не успела я приземлиться, как ребра полыхнули огнем и едва не треснули от обрушившейся на них массы. Я хотела взвизгнуть, но лишенный доступа воздуха организм с поставленной задачей не справился, и я захлопала ртом, как рыбка на бережку.
— Любовь Петровна, это вы?! — охнул кто-то надо мной. — Бог мой...
Монолит, оказавшийся Колькиным коленом, мгновенно исчез с груди, его хозяин ухватил меня за плечи и вытащил из матраса, по которому я размазалась.
— Любовь Петровна, простите, кошмар приснился... — отчаянно забормотал Ферапонтов. — Вы ударились? Где болит?
Я не видела ничего удивительного в том, что человеку, только что перенесшему высокую температуру, приснился кошмар. Печалило то, что именно я оказалась в это время у него под рукой. Зато радовал факт, что Коля вовремя проснулся.
— Пустяки... — слабо отмахнулась я, когда самые активные светящиеся бабочки прекратили наконец вальсировать перед глазами. — Надеюсь, не я тебе снилась...
Коля опять взялся извиняться, однако я его остановила. Судя по силе хватки, чувствовал он себя лучше, но лицо было бледным, и на висках блестели капли пота.
— Давай измерим температуру, раз уж ты все равно не спишь... — Я попробовала встать, но ноги разъезжались.
Ферапонтов поглядел на это и сам сбегал за градусником.
— Мне уже лучше, не беспокойтесь! Я никогда долго не болею, так, чихну пару раз. Просто устал. А я вас, — физиономия сделалась виноватой, — не сильно... помял?
И тут кое-как восстановившуюся сонную тишину разорвал телефонный звонок. Мы с Колей переглянулись.
— Это у вас в квартире, Любовь Петровна...
— Не может быть, — прошептала я, взглянув на часы. Без десяти пять. — А, может, это соседи снизу? Ты когда меня в стенку запульнул, грохоту-то сколько было. Ой, встать не могу, ноги не слушаются.
— Давайте ключи, я вам трубку принесу, — активизировался сосед и сорвался с места.