Бегемот

– Я сразу узнала тебя, Ю… Ещё тогда, когда я впервые после четырёхлетней разлуки увидела тебя – когда ты поливал из своей старой лейки хризантемы возле Северного павильона… Я всё помню, я всё-всё помню… Я помню и заснеженные стебли бамбука, и перелётных диких гусей, помню, как сверкали алмазами вокруг нашей деревни снежные вершины гор… Я не забыла свою клятву о вечной любви… Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу… – сказав это, Ву Ли садовыми ножницами перерезала верёвку, и тело самоубийцы тяжело упало на землю…

Ваш покорный слуга хорошо помнит, как он сам расплакался, когда его бабушка впервые сказала ему эти слова: «Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу…» И хотя я сейчас, вследствие приобретённого мною жизненного опыта, не столь чувствителен, как в детстве, я признаюсь моим читателям, что несколько капель моих старческих слёз всё-таки угодило в мою тушницу, когда я писал эти слова: «Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу…», так что мои слёзы оказались смешанными с чёрной тушью на белом листе рисовой бумаги.

Признаюсь моим читателям и в том, что именно вследствие приобретённого мною жизненного опыта, эти слова мне сейчас кажутся куда более горькими и соленными, чем в далёком детстве. Да к тому же сейчас нет рядом со мной моей любимой бабушки Арро, сейчас некому, увидев мои слёзы, подмигнуть мне, щёлкнуть пальцем по моему носу, сунуть в мои руки маковую лепёшку и сказать, чтобы я не торопился распускать нюни, потому что история вертоградаря Ю на этом не только не закончилась, а, можно сказать, ещё даже и не начиналась…

Когда Ву Ли легко спрыгнув с корзины на землю, наклонилась над телом молодого вертоградаря и поцеловала его прямо в его посиневшие губы, Ю вдруг шевельнулся, открыл глаза и неожиданно заключил Ву Ли в свои объятия. А потом они, смеясь и плача, наперебой принялись рассказывать друг другу о годах, прожитых в разлуке, и только голоса императора Ы и дворцовых гвардейцев, отправившихся в вертоград на поиски пропавшей Ву Ли, разлучили их.

Когда император Ы увидел Ву Ли, он замер на месте как вкопанный – Ву Ли стояла под сливовым деревом на перевёрнутой вверх дном огромной плетёной корзине, и её шею, как змея, обвивала толстая пеньковая верёвка.

– В-ву Л-ли, что-то-то-то ты-ты-ты-ты зде-де-десь де-де-делаешь? – закричал император Ы (император Ы всегда заикался, когда был сильно чем-то взволнован).

– Мой император, прикажите вашей страже уйти, – тихо сказала Ву Ли.

Когда стражники отошли, император Ы шагнул к ней.

– Не подходите ко мне, – крикнула Ву Ли, её глаза наполнились слезами. – И вы, мой император, ещё спрашиваете меня, что я здесь делаю? Вы сами лучше скажите мне, что вы здесь делаете? Вы же не любите меня! Вы думаете, что я ничего не знаю? А я всё знаю… Я знаю, что вы не спешили позвать врача Ги, когда со мной случился обморок. Я знаю, что вы написали свои бессмертные стихи моей кровью простолюдинки. Конечно, я знаю, что ваши стихи прекрасны…

Опустела лейка в руках молодого садовника —

Все до последней капли выпили белые хризантемы…

В тушнице закончилась чёрная тушь…

Возьму кисточку, буду писать красной тушью…

– О, как прекрасна в этих стихах каждая буква… Я знаю, что пройдут сотни лет, и каждый школьник в Поддиной будет знать наизусть эти бессмертные буквы. Но не будем смешивать то, что следует разделять. Зачем вы подарили своей жене точно такое же бриллиантовое ожерелье, как и мне? Зачем вы подарили этой дурочке Дунь такие же шпильки для волос, как и мне? Вы что же думаете, что я не понимаю, что значит чёрная тушь и что значит красная? Вы же сами хотите моей смерти… Ну вот и оставайтесь со своей красноносой и красноглазой дурой Дунь!

Тут Ву Ли вскрикнула: «Прощайте, мой император!», оттолкнула ногой корзину и, согласно всем законам вселенной, должна была бы грохнуться на землю, если бы император Ы с криком «О, боже!», не бросился к ней и не подхватил её на руки; конечно, Ву Ли и не собиралась умирать из-за каких-то там шпилек и ожерелий, а поэтому только набросила один конец верёвки на ветку, а другой как можно более эффектно обвила вокруг своей шеи.

Ву Ли тут же доверчиво прижалась к императору и зашептала ему на ухо сквозь слёзы:

– Я всё равно убью себя… Я всё равно убью себя… Потому что мой император Ы совсем не любит свою маленькую пташку Ву Ли…

У императора Ы было доброе сердце, и он тут же пообещал подарить Ву Ли три бриллиантовых ожерелья и десять самых дорогих шпилек для волос, какие только найдутся в Поддиной. И хотя Ву Ли надеялась услышать от императора Ы не обещание подарить ей три ожерелья и десять шпилек, а обещание жениться на ней после смерти императрицы Юй (которая, как было известно всем во дворце, чувствовала себя всё хуже), Ву Ли решила не торопить события, ведь недаром у нас в Поддиной говорят: «сколько ни тяни стебель хризантемы из земли, а быстрее она не вырастет».