Бег в темноте

Гримасничая и кривляясь, он подошёл к неподвижному гиганту сбоку, привстал на цыпочки и, постаравшись дотянуться головой как можно выше, громко рявкнул ему почти в самое ухо.

Тот не шелохнулся, будто и в самом деле спал непробудным сном, а толстая ткань капюшона не пропускала даже самые громкие звуки и тщательно охраняла его покой.

– Чё ты орёшь-то, как ошалелый? – со смехом проговорил «спортсмен», не без интереса наблюдавший бесплодные попытки приятеля разговорить странного незнакомца. – Вместо того чтоб вопить без толку, лучше б предложил ему своей текилы. От этого ещё никто не отказывался. Тогда, я думаю, он расскажет тебе всё, что ты хочешь знать. И даже больше…

Лёха внял дельному, как ему показалось, совету и, предварительно сам отхлебнув из бутылки, с самым любезным видом протянул её неизвестному.

– Хошь текилы, дядя? Попробуй, это вкусно. Тебе понравится. Попробуешь и ещё попросишь.

Чёрный человек не шевелился, казалось, даже не дышал, как и прежде, стоя на месте застывшим, неколебимым истуканом и не проявляя ни малейших реакций на происходящее вокруг него.

Но Лёха продолжал настаивать и, держа бутылку в вытянутой руке, убеждал его мягким, дружелюбным тоном, с широкой приторно-пьяной улыбкой на лице:

– Ну чё ты кобенишься, чувак? Тебе ведь по-хорошему, по-человечески предлагают… от всей души, как говорится… А ты нос воротишь! Нехорошо как-то, некрасиво… Чё те, трудно, что ли, сделать глоток-другой? Хотя б из вежливости… Это классная текила. Милагро. Ты небось и не пробовал никогда такой. Так попробуй! – Он вновь повысил голос и, вскинув руку, поднёс бутылку к тёмной впадине капюшона, в которой скрывалось лицо неизвестного.

Тот вновь никак не прореагировал. Не шелохнулась ни единая складка его одежды, ни единого звука не раздалось из глубины необъятного капюшона.

– А может, он трезвенник? – снова высказалась остроумная блондинка, опять хихикнув и встряхнув шелковистыми пепельными волосами.

– А по-моему, он просто невежа, – по-прежнему дураковато ухмыляясь, заметил белоголовый насмешник.

– Ну так я научу его вежливости! – гаркнул потерявший терпение Лёха, согнав с лица улыбку, грозно нахмурив брови и в безумном пьяном порыве, с решительным и отчаянным видом шагнув вплотную к незнакомцу.

– Лёх, оставь его в покое, – попытался остановить его «спортсмен», по-видимому, сохранивший чуть больше здравого смысла, чем его друзья, и с некоторым беспокойством оглядывавший мощную фигуру невозмутимого великана. – Зачем цеплять такого бугая? Он же нас не трогал. Пойдём лучше домой, от греха подальше.

Однако голос разума не был услышан. Отуманенный винными парами, раздражённый и возбуждённый, очевидно, уже плохо соображавший, что он делает, Лёха прорычал что-то невнятное и угрожающее и очертя голову бросился на неизвестного…

А дальше произошло что-то непостижимое, дикое и страшное, чего Лёхины спутники никак не ожидали, к чему они совершенно не были готовы, что на несколько мгновений повергло их в ступор, заставив оцепенеть от изумления и ужаса.

Тщедушное долговязое тело их приятеля, едва он коснулся чёрного человека, внезапно взлетело вверх примерно на полметра, словно он высоко подпрыгнул, но обратно на землю не опустилось, а беспомощно повисло в воздухе и через секунду судорожно задёргалось, забилось, затрепыхалось, точно выброшенная на берег рыба. Голова его запрокинулась назад и бессильно моталась из стороны в сторону, недопитая бутылка выскользнула из ослабевшей, повисшей как плеть руки и со звоном упала на асфальт, а из груди вырвался протяжный, постепенно замиравший, не то хрипящий, не то булькающий звук, точно внутри у него клокотала и готова была выплеснуться наружу выпитая им текила.

А потом явственно раздался ещё один звук – короткий, хлюпающий, хрустящий, как будто что-то от чего-то с треском и чавканьем оторвалось; от этого звука у всех присутствующих по коже пробежала противная нервная дрожь. Лёхино тело тут же перестало двигаться, вздрогнуло в последний раз и замерло, хрип в груди затих, руки и ноги медленно вытянулись и повисли без движения. А ещё спустя мгновение оно грузно, словно тяжёлый неодушевлённый предмет, рухнуло наземь, лицом вниз, и оцепенелые, ещё не сообразившие до конца, что к чему, зрители этой сцены, не отрывавшие от неё округлившихся, недоумевающих глаз, увидели, как по тротуару, возле распростёртого там неподвижного тела, понемногу расползается густая мутная лужа, тёмная и вязкая, как дёготь…

Первой опомнилась красавица-брюнетка, подруга «спортсмена». Она отпрянула назад, пронзительно взвизгнула и, несмотря на свои высоченные каблуки, не слишком удобные для быстрого передвижения, довольно резво понеслась прочь, даже не взглянув на своего кавалера, будто мгновенно позабыв о нём. За ней немедленно устремились остальные, сообразившие наконец, что произошло у них на глазах и что может случиться с ними самими, если они сию же минуту не унесут отсюда ноги.