Бег по взлетной полосе

Мама, отряхивая руки, в отчаянии устремляется к нему, а дальше разворачивается шоу с поцелуем с языками.

И я линяю из прихожей.

Старательно привожу себя в порядок: расчесываю всклокоченное гнездо на башке, протираю серое опухшее лицо тоником, даже наношу на губы прозрачный блеск. В ожидании скорого свидания сшибаю углы, роняю предметы, спотыкаюсь на ровном месте и произвожу неимоверный шум, и мама заглядывает в комнату.

– Яна, что происходит? Пойдем завтракать.

Замерев от неожиданности, пялюсь на нее, но она, оглядев меня от макушки до пят, скрывается в проеме.

Я не ждала послаблений в домашнем аресте, но Кит, кажется, поймал в поле зрения самолет и загадал желание за меня!

Еще раз смотрю в окно, но на детской площадке никого не вижу.

Мама, облаченная в свободный светлый свитер и джинсовые шорты, сидит за столиком на кухне. Она не любит излишних церемоний и всегда могла перекусить прямо из сковороды или кастрюли, но при новом муже больше не позволяет себе вольностей.

В тарелках не наблюдается деликатесов – в каждой остывает простая глазунья из двух яиц, украшенная зеленью и смайликом из кетчупа. Все сегодня настраивает на старый домашний лад, и глаза щиплет.

– Доброе утро, мам! – улыбаюсь, занимая стул напротив, водружаю локти на столешницу и беру вилку. – А куда это Игорь свалил?

– На охоту. – Она наливает сок в высокий стакан и ставит возле моей тарелки. – Он не в восторге от такого времяпрепровождения, но положение обязывает. Там будут эти его товарищи: судья, подполковник… Он и по работе часто пересекается с ними, так что сама понимаешь…

– А что за штуковину он с собой взял?.. – Я осекаюсь, потому что, кажется, знаю ответ. Еда становится поперек горла, страх сводит желудок и отзывается болью в висках.

– Ну это… Эм… Карабин? – Мама тушуется и убирает со лба выбившуюся прядь. – Я не особо разбираюсь. Это ружье. Он его в сейфе хранит специально для таких случаев.

Икаю, и вилка выпадает из дрожащих пальцев:

– Мам… Ты серьезно сейчас, мам?.. И ты все равно ему доверяешь?

Расслабленное выражение мгновенно слетает с ее лица.

– А ты доверяешь своему размалеванному чучелу? – взрывается она и с нажимом продолжает: – Яна, мы через это уже проходили, забыла?

Она нанесла удар ниже пояса, и я затыкаюсь – снова беру вилку и увлеченно ковыряю ею вязкий желток.

Все вокруг как заведенные твердят, что с Китом что-то не так. Но они не знают, каким он бывает наедине со мной. Какие слова говорит, как нежно целует. Я доверяю ему, потому что… Люблю.

Мама нервно смахивает крошки с белого мрамора и взывает к моей совести:

– Ян, ну вот что мне делать? Ты можешь чем-нибудь подтвердить свои слова? Синяки там, царапины, я не знаю… Ведь не можешь, правда? Он серьезный человек: крепко стоит на ногах, его уважают люди. Он никогда не давал поводов усомниться в себе. Господи, да зачем ему это, если у нас все хорошо?! Он адекватный парень, Яна, а отца не вернуть. Поэтому, пожалуйста, прекрати. Прекрати, я прошу тебя, Ян… – Мама всхлипывает, и до меня доходит, что она плачет. – В какое положение ты меня ставишь, ребенок… Ты хоть про Валеру вспомни!

Безнадежно разрушенный стальными зубцами смайлик уже не улыбается, мама ждет моих комментариев, а я готова провалиться сквозь землю.

Когда мне было чуть больше десяти, к нам стал часто наведываться директор нашего ЖЭКа – молодой энергичный дядька по имени Валера. Сначала он агитировал за какие-то подписи, потом помог заменить трубы в ванной, потом приперся с вином, конфетами и кривой уродливой куклой в мятой коробке. Мама чересчур весело смеялась над его шутками, у меня же гость вызывал гнев и отвращение.

По сравнению с серыми бездонными глазами папы его маленькие щелочки казались глазками свиньи, писклявый голос бесил и раздражал, а одеколон вонял канализацией. Он был похож на тролля из книжки с картинками и точно так же мог навредить нам с мамой.

Однажды я без предупреждения вошла в комнату, где мама и Валера разговаривали, и они отпрянули друг от друга, облизывая губы и поправляя одежду. Тогда я уже кое-что просекала: мне не понравилось, что они целовались и, скорее всего, лапали друг друга.

Эти жалкие предатели обманывали папу!

Не знаю, что на меня нашло, но я на несколько ночей лишилась сна: злилась и плакала, а когда все же отрубалась, тролль Валера совсем как наяву тянул свои грязные узловатые лапищи к маме.

Если Зою обзывала школьная шпана, та бежала в учительскую, в красках описывала издевательства, которым якобы подверглась, хотя такого и близко не было, и неугодным Зое хулиганам доставалось по первое число.

Я вспомнила эту уловку, и меня будто заклинило.

Когда прилетел папа, я с громким ревом пожаловалась ему, что Валера… Нас бьет. Смотрела на золотые крылья, сияющие на его груди, и воображение подбрасывало все более ужасающие образы наших бед и страданий.

Чем дольше я говорила, тем сильнее папа бледнел.

А потом случился большой скандал.