Он встает, прячет в карман окровавленный кулак, заглядывает в шкафчики в поисках веника.
– Я сейчас все уберу и уйду. Ладно? Извини…
Молча наблюдаю за Китом и глотаю слезы. Он находит чертов пылесос и тащит его к ванной, разматывает шнур и озирается в поисках розетки. Если под занавес этого дурацкого бессмысленного дня он уйдет, я точно сойду с ума.
– Постой! – Прихожу в себя и медленно поднимаюсь на ноги. – Подожди. Я помогу. Только давай сначала перевяжем твою руку.
Глава 13
Золотые предзакатные лучи пробиваются сквозь ажурную паутину тюля и застывают пятнами на кухонном кафеле. Квартира кажется уютной и родной, совсем как раньше, когда долгими вечерами мама готовила ужин, а я, уткнувшись носом в прохладное оконное стекло, изучала контейнерную площадку у подъезда, кривые деревья и кусты в палисадниках, серые кирпичные дома и тускнеющее небо над ними. И с замиранием сердца ждала момента, когда у подъезда остановится авто с шашечками и из него выйдет папа в ослепительно красивой синей форме.
В чайнике урчит закипающая вода, на дне чашек темнеют сухие лепестки каркаде, найденного в глубине кухонного шкафчика.
Пытаюсь унять учащенное сердцебиение и дрожь в кончиках пальцев, но не могу: Кит сидит напротив. От осознания этого факта хочется куда-то бежать, орать во все горло, реветь и смеяться. Или прижаться к его плечу, замереть, расслабиться, согреться и уснуть.
Кружится голова.
Я и сейчас продолжаю исподтишка разглядывать его губы, шею, зеленую футболку, окровавленный бинт на запястье, и снова и снова убеждаюсь – адского пойла из той бутылки он не пил. Он вылил все, до капли, в слив умывальника.
После происшествия мы несколько часов разгребали завалы из пустой тары, пластиковой посуды и окурков, мыли пол, подметали и чистили ковры. Валяли дурака, прикалывались и смеялись, и старательно избегали ненужных тем. А потом Кит, взвалив на плечо огромный полиэтиленовый мешок, избавился от мусора, оттащив его к тем самым переполненным контейнерам.
Стоя на тесном балконе, я смотрела ему вслед, и привычное в его присутствии тепло вдруг превратилось в солнечном сплетении в нестерпимый жар.
Наверное, я смогла бы провести с ним всю оставшуюся жизнь – длинную или короткую, и в ней не было бы места сожалениям и страхам…
Чайник пронзительно свистит.
Вздрагиваю, выбираюсь из-за стола, но Кит опережает меня:
– Сиди, я сам.
В два шага он оказывается у плиты, хватает чайник и до краев наполняет кипятком чашки.
– Спасибо! – не в силах сдержать восторг, выпаливаю я. – За все. Без тебя я не справилась бы!
Кит приземляется на свой стул.
– Да ладно, половина беспорядка на моей совести! – Он подпирает забинтованной рукой подбородок, усердно дует на пар и, уставившись на его причудливые завихрения, осторожно спрашивает: – А вот скажи мне, Яна… Неужели ты действительно подумала, что я наглухо отбитый и способен причинить тебе вред?
Слово «тебе» он проговаривает как-то по-особому – хрипло, неуверенно и… Нежно.
Щеки вспыхивают.
Поспешно отхлебываю чай, обжигаюсь, но не подаю вида.
– Правда! – сознаюсь, изрядно развеселив этим парня. – На самом деле мне кажется, что у тебя того… Вечно протекает колпак. Если вспомнить, чтó ты творил в школе, и собрать воедино все слухи о тебе, то… В общем, мне нечем тебя порадовать!
– Ха! Зато честно! – Кит заливается смехом. – За это ты мне и нравишься!
Ухватившись за его невозможные слова, как за соломинку, я быстро поднимаю голову.
Повисает немая сцена. Только мое сердце стучит громче отбойного молотка.
В один из октябрьских дней, штудируя в пустой рекреации учебник, я вдруг обнаружила, что Кит снова заявился в школу – подпирая плечом стену, поджидал кого-то и светил свежим фиолетовым фингалом на скуле. Как обычно, он просто пялился сквозь меня, но в тот раз отчего-то решил подмигнуть. Я испугалась до судорог, но не поддалась – ответила поднятым вверх средним пальцем и сжала кулаки, готовясь к проблемам.
По всем законам жанра Кит должен был прибить нахалку, но вместо этого лишь рассмеялся, чем надолго вывел меня из равновесия.
Неужели он помнит?..
Тишина, разбавляемая бормотанием соседского телевизора, надолго воцаряется на кухне.
Кит увлеченно наблюдает за хороводом раскрывшихся лепестков и не произносит ни слова. Ему комфортно. Кажется, я начинаю привыкать к его манере общения – шокировать и замолкнуть, давая собеседнику возможность прийти в себя…
…Ну так что это было? Он оговорился? Я нравлюсь ему как человек, как друг? Или же я ему реально нравлюсь?
В глазах Кита по-прежнему полный штиль и безмятежность, будто он каждый день говорит девушкам такое. Хотя… Может, и говорит.
Снова обжигаюсь ароматным кипятком и едва дышу от неверия, удивления и восторга.
– А Зоя эта… – прерывает мои раздумья Кит. – Никогда не понимал: почему ты с ней дружишь?
– Ну… – Я не сразу нахожусь с ответом, ковыряю ногтем трещину в белом пластике столешницы, разглядываю ржавчину на отделанных металлом уголках и бубню: – Раньше она была нормальной…