Бег крысы через лабиринт

— Вы лабиринтный человек, Касиан-эфенди, — снова залебезил факих. — Но в лабиринте Касбаха у вас есть всего два выхода: наружу или в зиндан. Не ищите здесь истину. Тем более, — скабрезно захихикал он, кивнув на Тави, — что свою Ариадну вы уже нашли.

— На все воля Аллаха, — сказал Касиан угрюмо.

— Иншалла! — расцвел факих.

4

Акведуком местные жители называли древний евросоюзовский монорельс, возлежащий на железобетонных опорах высотой с трехэтажный дом и пересекавший автобан под косым углом. И действительно, было что-то величественно-римское в арочных проемах между опорами и легкой, изящной стремительности самого магнитного полотна, по которому когда-то проносились сверхзвуковые поезда от Лондона до Шанхая.

Потом, в одну из страшных Чернобыльских ночей, когда Иллюминаты Митника проникли в диспетчерскую сеть Евротранса и в буквальном смысле свели лбами два пассажирских экспресса, а варвары-антиглобалисты внесли посильную лепту в возникший хаос, обрушив четыре пролета автобана, эстакада монорельса навсегда превратилась в величественный монумент человеческой глупости, подобно древнему акведуку возвышаясь над грудой обломков павшей империи.

Палаточный городок, стихийно возникший в полосе отчуждения монорельса, со временем превратился в бенефиций Ордена Красного Креста, а потом — в цензиву Армии Спасения, постепенно мутировав из лепрозория для пострадавших в скваттерское поселение бездомных. А когда грянул Газават, и в Европу хлынул поток беженцев, Орден Голубых Касок организовал здесь лагерь для перемещенных лиц — один из многих сотен таких лагерей.

Выходцы из Черногории, Сербии, Боснии, Словении, Македонии, Болгарии, Валахии, Трансильвании, Румынии, Молдавии, Буковины, Галичины и прочих мелких княжеств, раскинувшихся от Балкан до Карпат, искали здесь убежища от кровавых междоусобиц и Халифата, пережидая Газават и Реконкисту, нашествие Аттилы и Миротворческие походы. Они оседали, будто накипь, на границах Священной Шенгенской империи, образуя особую культуру людей без родины и без паспортов, людей, выросших и проживших жизнь в таборах, подобных этому, людей, угодивших между шестернями истории и каким-то чудом уцелевших; людей, ненужных никому.

Именно поэтому Касиан и свернул с автобана, как только увидел россыпь огней под арками акведука.

Осклизлое рыло бронетранспортера вынырнуло из пелены дождя и с грохотом промчалось мимо, обдав «Хаммер» сизым выхлопом дизеля. Следом за БТРом ехал двухэтажный «Неоплан» с паломниками, похожий на освещенный изнутри аквариум. Паломники — по большей части японцы — прилепились к окнам, фиксируя окружающих мир десятками крошечных видеокамер. А сразу за «Неопланом» тянулась нескончаемая колонна балканских беженцев: оборванные, в лохмотьях, с тележками, на которые был навьючены остатки немудреного скарба, с лицами, полными тупого равнодушия к происходящему, беженцы плелись по левой полосе автобана, сдерживаемые вооруженным оцеплением. Рядом с колонной ехал коннетабль в джипе и порявкивал в мегафон на каждую встречную машину. Касиану пришлось сбросить скорость и перестроиться в правый ряд — благо, машин на мокром автобане почти не было.

— Куда мы едем? — спросила Тави.

— На север, — сказал Касиан.

Исхлестанная косыми струями ливня дорога послушно ложилась под колеса «Хаммера». Мокрые беженцы, выхваченные из темноты фарами «Хаммера», подслеповато и со страхом таращились на Касиана, словно тот был алькальдом концентрационного лагеря Халифата. Матери подхватывали детей на руки.

Касиан ждал, когда Тави спросит — почему на север, но она сказала:

— Знаешь, там, в переулке… я подумала, что ты меня бросил.

— Знаю, — сказал Касиан.

Дальше на дороге был блокпост. Сперва Касиан внутренне сжался, а потом увидел, как гезиты Дойчебанна в блестящих от воды дождевиках допрашивают бедуина-дальнобойщика, и расслабился. Дорожную пошлину ему платить было не с чего, а огороженный шестиметровым забором автобан в смысле изолированности от внешнего мира ничем не уступал терминалу Люфтганзы — уж Йенсена сюда точно не пропустят… Правда, любой автобан рано или поздно заканчивается — особенно если учесть, что последние несколько часов они ехали не в том направлении, с каждым километром удаляясь все дальше от патера Сальватора, тихого кампуса и всего цивилизованного мира.

Бедуина заставили загнать фуру на весы, и Касиану пришлось остановиться. Через потрескавшееся лобовое стекло «Хаммера» была видна таможня Дойчебанна — бывшая автозаправка Шелла, не пережившая Великого Нефтяного Голода. В воздухе еще сохранилась неистребимая вонь солярки, и над головой, под жестяным навесом гудели мощные неоновые лампы. Справа, возле будки таможенника, был стенд, обклеенный листовками с портретами разыскиваемых федайинов, образцами заполнения таможенный деклараций и энцикликой Корпуса Мира о помощи беженцам. Над стендом висел, чуть покосившись, рекламный щит суицид-салона баронессы фон Штольц, весь изрешеченный пулями.