На двери по-прежнему висел замок. Я перешагнула низкий заборчик, даже не попытавшись воспользоваться калиткой. Чертова юбка собралась гармошкой на поясе. Я сняла туфли и оставила их у забора. Домик так утопал в зелени, что можно было попытаться проникнуть внутрь, не боясь быть замеченной с улицы. Ключа не оказалось ни за косяком, ни под порогом. Оконные рамы были добротные, и выставить их с моими женскими возможностями я даже не стала пытаться. Домишко оказался маленьким, но крепким, и я уже хотела напялить каблуки и смыться по пустынной улице, но тут мой взгляд упал на крышу. Я добросовестно попыталась избавиться от этой мысли, но поняла, что она будет мучить меня, пока я этого не сделаю. Покойная бабка Софья всегда говорила, что лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, чего сделать не удалось.
Я швырнула сумку к туфлям и залезла на крышу. Сделала я это легко, уперевшись ногами в открытые ставни. Хибара была построена для лилипутов и окна ее находились на уровне пояса. На крыше оказалось жарко, грязно и неудобно. Я подумала, что на чердаке еще грязнее и пожалела свою единственную юбку. Я нашла вход, и заглянула в душное жерло. Решив, что пролечу туда со свистом, свесила ноги вниз, сложила руки по швам, и стартанула. Более неприятного трюка я не совершала даже в хулиганском детстве, когда не проходило ни дня, чтобы бабка не снимала меня с забора или с дерева. Вход с крыши совпал по траектории с выходом в дом. Вместо того, чтобы сначала слезть на чердак, а потом уже в дом, я пролетела весь путь в один прием, собрав по дороге пыль, грязь, и занозы. Я грохнулась в тесных сенках, и поняла, что с четверенек можно не вставать — слишком низкий тут потолок. Когда я летела, он казался гораздо выше. Пригибаясь, я прошла на кухню, а потом в комнату.
Убежище Бизона, несмотря на свою необитаемость, хранило много информации. Ее нужно было только увидеть. Ни один мужик никогда не заметит то, что заметит женщина.
Скорее всего, дом не снимали. В нем просто редко появлялись. Причем — редко появлялась в нем женщина. Здесь был женский порядок, и женский дух. Несмотря на скудную, безликую обстановку. Не знаю, как Бизя этого не заметил. После его пребывания тут совершенно точно прибирались. Белье было свежее, плед старенький, но чистый. На кухне новые запасы продуктов — чай и консервы. Я, как ищейка ползала по дому, пригнувшись, буквально все обнюхивая и пробуя на зуб. Вот книга «Как закалялась сталь». Я перетрясла ее, но Мишкиной фотографии не нашла. Сентементальный Бизя, наверное, прихватил ее с собой. Вот телевизор, по которому он узнавал о своих подвигах. Я перетрясла белье и нашла черный волос — средней длины, скорее всего, женский. В серванте, кроме пыльной посуды и учебников по педагогике ничего не было.
Я через сенки пролезла в туалет. В отличие от дома, где я поселилась, здесь туалет был пристроен к дому, имел унитаз и слив. Рядом висел рукомойник, над ним тусклое зеркало. На рукомойнике стоял рулон дорогой двуслойной финской туалетной бумаги. Этот рулон был самым дорогим предметом в доме, что опять навело на мысль, что хозяйка женщина: вряд ли мужик будет так заботиться о своей… гигиене. Здесь тоже было чисто, но я обследовала каждый миллиметр, и снова нашла волосы, на этот раз короткие и светлые. Скорее всего, при тусклом свете плохо убрали, и это остались волосы Бизи, которые он сбрил, стараясь добиться минимального сходства с фотороботом. Со мной вдруг случился приступ телячьей нежности, и я спрятала растительность с его лихой головы в нагрудный карман своей блузки. Я вернулась в сенки, собираясь покинуть дом прежним маршрутом, но тут услышала звук открываемого снаружи замка.
Только мне могло так безумно повезти: явиться через крышу в необитаемый дом, за пять минут до того, как туда придут. Спрятаться в этом спичечном коробке было негде. Стремительно лезть на чердак в узкой юбке я не рискнула. Да и манатки мои красовались у входа. Я села на единственный стул, положив ногу на ногу, сделала невозмутимый вид, и пожалела, что не накрасила губы красным.
— Ключа нигде не было! — крикнула я, еще не рассмотрев, кому.
На пороге стоял не Гогот. Вошла пожилая, опрятная женщина в простом платье, неброским макияжем, и спокойным лицом. Вид у нее был такой, будто она привыкла, что длинные девицы в кожаных юбках, обдирая коленки, вваливаются в ее дом через чердак. Я отметила, что черный волос принадлежит не ей. У нее на голове красовалась пышная, седая прическа.
— Я увидела ваши шпильки у забора, и решила, что вы не грабитель, — тихо сказала она.
— Не грабительница, — уточнила я.
— Здесь нечего брать, — улыбнулась она.
— Кроме туалетной бумаги.
— Вы что, пописать захотели? И для этого залезли через крышу?
— Понимаете, — лихорадочно соображала я, — дело в том, что я приезжая. Отдыхаю дикарем. Всю жизнь мечтала побывать на море. Приехала, а тут тетки такие цены за комнаты заломили, что я уже две ночи на вокзале ночую. В гостиницах мест нет. Ну и смотрю, домик заросший, необитаемый. Вы не подумайте, я заплачу.