Бэббит; Эроусмит

Определить Наутилус в качественном отношении затруднительно по той причине, что до сих пор не решено, что он такое — очень большая деревня или очень маленький город. Здесь есть дома, где держат шоферов и угощают коктейлями Баккарди, но в августовские вечера все, кроме нескольких десятков жителей, сидят без пиджаков на парадном крыльце. В десятиэтажном здании поместилась среди различных контор редакция журнальчика «Новая проза», издаваемого молодой женщиной, которая провела пять месяцев в монпарнасских кафе, а напротив, под кленами, уютно стоит старозаветный особняк и выстроились в ряд фургоны и форды, на которых приехали в город фермеры в комбинезонах.

Айова славится самой плодородной почвой, самым низким уровнем неграмотности, самым высоким процентом коренного белого населения и владельцев автомобилей и самыми нравственными и передовыми городами во всех Соединенных Штатах, а Наутилус — самый айовийский город в Айове. Из каждых трех горожан старше шестидесяти лет один может похвастаться, что провел зиму в Калифорнии, в том числе пасаденский чемпион по набрасыванию подков на колышки и женщина, преподнесшая мисс Мэри Пикфорд индейку, которой королева кино наслаждалась за рождественской трапезой в 1912 году.

Для Наутилуса характерны большие дома с густым газоном перед ними, а также поразительное количество гаражей и высоких церковных шпилей. Тучные поля подступают к самой черте города, и немногочисленные фабрики, несчетные железнодорожные пути, убогие домики рабочих расположены чуть ли не среди кукурузы. Производит Наутилус стальные ветряки, сельскохозяйственные орудия (включая знаменитый раскидыватель навоза «Маргаритка»), а из хлебных продуктов — «Маисовый порошок», излюбленный завтрак айовийца. Город выделывает еще кирпич, ведет оптовую торговлю бакалеей и дает приют главному штабу Кооперативного страхового общества Кукурузной зоны.

Одним из самых мелких, но и самых старых промышленных предприятий является Магфордский христианский колледж, насчитывающий двести семнадцать студентов и шестнадцать преподавателей, из коих одиннадцать — священники Христовой церкви. Небезызвестный доктор Том Биссекс состоит здесь тренером по футболу, санитарным директором и профессором гигиены, химии, физики, а также французского и немецкого языков. Отделения стенографии и фортепиано славятся далеко за пределами Наутилуса, и однажды — правда, это произошло уже несколько лет тому назад, — Магфорд побил бейсбольную команду Гриннел-колледжа со счетом одиннадцать — пять. Магфорд-колледж ни разу не запятнал своей чести дрязгами из-за преподавания биологии дарвиновского толка^{123} — в колледже еще и не думали вводить в программу какую бы то ни было биологию.

2

Мартин оставил Леору в Симз-хаузе, старомодной, второй гостинице Наутилуса, а сам пошел представляться доктору Пиккербо, директору Отдела народного здравоохранения.

Отдел помещался в переулке в полуподвальном этаже большого серого каменного гриба — Сити-Холла. Когда Мартин вошел в унылую приемную, его с почетом приняли стенографистка и две медицинских сестры. В их щебетанье — «Хорошо доехали, доктор? Доктор Пиккербо не надеялся увидеть вас раньше завтрашнего дня, доктор. Миссис Эроусмит с вами, доктор?» — бомбой влетел Пиккербо и разразился приветствиями.

Доктору Альмусу Пиккербо было сорок восемь лет. Он кончил Магфорд-колледж и медицинский факультет в Вассау. Внешностью доктор несколько напоминал президента Теодора Рузвельта — та же крепкая фигура, те же усы щетиной — и нарочно подчеркивал это сходство. Он не знал, что значит просто разговаривать: он или ворковал, или держал речь.

Он встретил Мартина четырехкратным «отлично!», прозвучавшим как хоровое приветствие целого колледжа; затем через весь отдел провел его в свой личный кабинет, угостил сигарой и пробил плотину спокойного мужского молчания:

— Доктор, я счастлив, что буду иметь сотрудником такого человека, как вы, с научными наклонностями. Это не значит, однако, что сам я считаю себя совершенно их лишенным. Напротив, я взял себе за правило время от времени заниматься, между прочем, и научными исследованиями, без некоторой доли которых даже самый пламенный крестовый поход за здоровый быт вряд ли увенчается успехом.

Это звучало как вступление к длинной лекции. Мартин поудобней уселся в кресло. Он сомневался, прилично ли будет закурить сигару, но решил, что она ему поможет казаться более заинтересованным.

— Но это у меня, я полагаю, вопрос темперамента. Я часто надеялся, хоть мне и чуждо стремление к самовозвеличиванию, что высшие силы, быть может, назначили мне в удел стать одновременно Рузвельтом и Лонгфелло великого и неизменно ширящегося всемирного движения в пользу охраны народного здоровья… не слаба ли ваша сигара, доктор? или, пожалуй, лучше было бы сказать не Лонгфелло, а Киплингом народного здоровья, потому что, несмотря на целый ряд прекрасных строф и на моральную возвышенность нашего Кембриджского Мудреца^{124}, в его поэзии нет того размаха и той силы, что у Киплинга.