Беатриче Ченчи

Если ночью Беатриче лишают воздуха, то и днем ей дают его очень скупо, как пищу в осажденном городе. Если б Ченчи мог, не открывая вовсе отверстия, давать ей воздух в закрытом сосуде, – о, с какой охотой он делал бы это!

Часто Беатриче, уцепившись за решетку, старалась увидеть верхушку дерева или очертания гор, что для души её было бы сладким напоминанием прекрасной природы; и хотя уже не раз её усилия не приводили ни к чему, она все-таки не переставала делать их, в надежде до чего-нибудь добиться. Тяжело привыкнуть к потере воздуха, света и зрелища природы, которых не лишено и самое последнее из животных! Одаренная душой поэта, способной сочувствовать всему прекрасному, она старалась различить сквозь щели голубые горы, зеленые долины, реку, извивавшуюся по долине, подобно исполинскому змею, – но и это ей не удавалось. Граф Ченчи в своем злобном желании лишить ее малейшего утешения, посылал по нескольку раз в день, и чаще всего утром, когда сон освежал её воспаленную кровь, работников, которые, спускаясь по веревкам вдоль стен, приколачивали, заделывали, замазывали, забивали что-то, – словом, мучили её слух нескончаемым адским стуком. – Голова её трещала и самое легкое прикосновение производило невыносимую боль во всем теле. А какой улыбкой сияет небо по ту сторону этих серых досок! Как природа ликует в своей красоте вне этих мрачных стен! Будь проклята рука, заслоняющая от человека природу. Душа сгорает желанием вырваться на волю; она готова бы сесть на крылья летящей мимо птички и полететь вместе с нею к дорогим родным, в места, где протекло её детство…. Обратив глаза к невидимому небу, Беатриче, казалось, не молилась и не роптала, но только спрашивала: «Боже! неужели ты покинул меня?»

Должно быть мысли её были гнетущи и томительны, потому что, поднявшись с колен, она, как обессиленная, бросилась на постель.

И благодетельный сон смежил её глаза.

Ей снилось, будто она на скале посреди моря, покинутая всеми. Под нею, в голубых водах, морские девы сплелись руками в веселой пляске. они беспрестанно поворачиваются к ней и знаками зовут ее принять участие в их играх. Вдруг над головой её послышался шум крыльев; она подымает глаза вверх и ей представился в виде Амура, Гвидо – друг её сердца, который, спускаясь к ней, открывал ей свои объятия: она подняла руки к нему и губы их сомкнулись в поцелуе….

Беатриче проснулась: руки её были подняты, но они тяжело опустились на одеяло и она тяжело вздохнула. Досадуя на себя, что поддалась обману сновидения, она закрылась одеялом; её девственная грудь утонула в подушках, белокурые волосы распустились по плечам.

«Несчастная! думала она: – пора бы тебе звать, что радости для тебя – сон, а наяву одно горе. Разве Гвидо может своими телесными руками сломать железный бич судьбы? И, может быть, даже, ему уже наскучила жертва, заклейменная несчастьем. Бедный! Я не хотела бы винить его: нет, потому что зараза удаляет отца от сына, мужа от жены, и за это их нельзя обвинить в злом сердце. А разве несчастье пристает не с большей силой, разве оно менее неотступно, чем зараза? Могу ли я по совести желать или ожидать, чтоб он бросился в пропасть, из которой ни люди, ни Бог, по-видимому, не могут или не хотят спасти меня! Пусть он обратит любовь свою на женщину менее несчастную, чем я, пусть он будет счастливым супругом…. отцом…. я желаю ему этого…. ах! нет…. да, я должна желать ему этого всей душой».

И обильные слезы невольно лились на её подушку.

Она старается успокоить сном свой измученный ум; но напрасно. Сквозь закрытые веки глазам её представляется темное пятно, отделившееся от далеких стен Рима и несущееся по полям и горам, как пыль, гонимая ураганом. Пятно это, приближаясь, принимало форму человека, который казался завернутым в темный плащ; шляпа спускалась на глаза…. Когда он достиг башни Рокка-Рибальда, луч месяца осветил его прекрасное лицо; он машет ей рукой. Ускоренное биение сердца подсказало ей, кто этот незнакомец.

В ущелье, у подошвы горы, около источника, полузакрытая ветвями дерев, возвышается маленькая часовня, в которой отправляет богослужение схимник, не оставлявший ни одного скорбящего сердца без утешения. Он соглашается обвенчать Беатриче с Гвидо. Она протягивает руку и, удивленная, что не встречает руки Гвидо, требует её; но он отказывается и прячет руку под плащ. Она настаивает: наконец ей удается схватить ее; рука эта влажная и липкая. Беатриче в испуге отнимает свою руку и видит, что она запачкана кровью. «Боже! чья это кровь? скажи мне…» Гвидо исчез, пропал и схимник; она осталась одна, окруженная непроницаемым мраком….

* * *

Дверь темницы чуть слышно открывается и в нее показывается седая голова, потом грудь и наконец, все тело человека, завернутого в длинный плащ, с красной шапочкой на голове. Это граф Ченчи, которого влечет сюда сама судьба. Он прислушивается к дыханию Беатриче, осторожно ступает на цыпочках, подвигается вперед и останавливается у самой кровати.

Тревожный сон закрыл глаза Беатриче; она разметалась и длинные волосы распустились на чудную грудь.