Батыр

Пробравшись сквозь кустарник, Черкез осторожно выглянул на открытую луговину, и в эту самую минуту луна тоже, как назло, высунулась из-за края горы. Черкез поспешно лёг в траву ничком. Прислушался — ни звука. Черкез пополз вперёд. Теперь, по его соображениям, до той тропы, по которой должны были спуститься неизвестные, было совсем близко.

Если, например, хорошенько изловчиться и запустить камнем, так наверняка долетит...

Внезапно Черкез почувствовал, что ему неудержимо хочется чихнуть. «Ну, пропал!»— подумал он.

Густая ароматная трава щекотала ему лицо. Он тихонько перевернулся на спину и немного полежал, затаив дыхание, глядя в мерцающее звёздами тёмное небо. Лёгкий ветерок пронёсся над ущельем, и Черкез, лёжа в траве, ощутил его прохладу на своём разгорячённом лице.

Когда Черкез собрался ползти дальше, ему показалось, что один из кустов на противоположном склоне — до него было уже рукой подать — темнее остальных. Он приостановился, вгляделся, не движется ли там что-нибудь. Нет, никакого движения не заметно. И всё же... Словно там какое-то тёмное пятно, тень. Может, дикая свинья с поросятами?

Черкез стал медленно приближаться к кусту. Сердце бешено колотилось у него в груди, и ему казалось, что этот стук разносится по всему ущелью.

Вдруг Черкез отчётливо увидел, что возле куста что-то движется. Тёмное пятно колыхнулось, отделилось от куста, и в ту же минуту чья-то сильная рука ухватила Черкеза за плечо.

III.      Попа7лся

Черкез и крикнуть не успел, как на него навалились двое.

Он даже не пробовал отбиваться. Он сразу увидел, что это ни к чему, и с ужасом переводил взгляд с одного державшего его бандита на другого.

Один из них был здоровенный детина с усами, как две метёлки, и подбородком, который казался больше всего лица. На лбу у него Черкез заметил глубокий шрам — словно осёл рассек ему левую бровь копытом. Второй был немногим старше Черкеза и худой, как щепка. Третий же был чёрный, горбоносый, с очень бледным лицом и горящими, как показалось Черкезу, глазами.

—Ты кто такой? — негромко спросил тот, что со шрамом, наклоняя к лицу Черкеза свой страшный подбородок.

Черкез молчал, не успев ещё собраться с мыслями.

—Откуда ты? Куда шёл?

Черкезу вдруг вспомнилось, что в одной книге, которую он читал, советский боец, попав в руки фашистов, отвечал не торопясь, взвешивая каждое слово. И Черкез, нахмурив свои тоненькие брови и подумав немного, смело ответил:

—Я шёл к отцу.

—Где твой отец?

—В горах.

—Что он там делает?

—Жнёт.

—- А зачем ты шёл к отцу?

—Вёз хлеб.

При слове «хлеб» все трое заговорили разом, перебивая друг друга, а рука человека со шрамом ещё больнее стиснула плечо Черкеза.

—Хлеб?

—А где он?

—На чём ты его вёз?

Прислушиваясь к их голосам, вглядываясь в их лица, Черкез понял: эти люди голодны. Очень голодны, прямо умирают с голоду. Он стал напряжённо соображать...

—Я вёз хлеб на моём ослике, — медленно проговорил он.

—А где твой осёл?

—Вырвался из рук.

Бац!

Горбоносый размахнулся и отвесил Черкезу такую затрещину, что у того на мгновение стало совсем черно в глазах.

—Не ври! Говори: где осёл?

—Я не вру. — Черкез старался говорить твёрдо, но это ему плохо удавалось. — Ночь тёмная, страшно. Показалось, идёт кто-то. Я спрятался за куст, а как вылез — осла-то и нету. Может, увёл кто.

—Врёшь, врёшь, паршивец! — зашипел горбоносый.

—Если вру — сами найдите.

— Молчи, щенок!

Черкез молча опустил голову.

—Говори, где осёл? — сдавленным шёпотом произнёс вдруг тот, что моложе всех, безусый.

Черкез молчал.

—Ты что молчишь?

—Тот, — Черкез мотнул головой на горбоносого, — велел молчать. Я и молчу.

—Не прикидывайся и не ври. Говори, где осёл? Он здесь где-то. Мы слышали, как он кричал.

— Зачем мне врать? Я тоже слышал — кричит где-то мой осёл. Стал бегать туда, сюда. Темно, не найду. Да, может, это вы его спрятали?

—Так ты, значит, осла искал? А зачем же ты на брюхе полз?

—Да чтобы волк не увидел. Страшно-то как!

—Почему же ты не звал своего осла?

—Так я ж говорю вам: волки, шакалы кругом — боялся я. Да и медведи здесь тоже водятся. А ну как схватят и утащат к себе в берлогу!

—Осла позвать ты боялся? А песни горланить — это тебе не страшно?

—Песни? Какие песни? Не пел я ничего.

—Не ты, скажешь, что ли, орал во всё горло, когда солнце коснулось края земли: «Взойдём на гору стеклянную...»?

—Да я и песни такой не знаю.

Неизвестные заговорили между собой на незнакомом языке. Но Черкез недаром родился и вырос в пограничном селении, многие жители которого, в том числе и отец Черкеза, говорили на двух языках.

Прислушиваясь к их приглушённым голосам, Черкез улавливал общий смысл речей, хотя и не все слова были ему понятны. Человек со шрамом говорил, что Черкезу нельзя доверять. «Я среди них жил, я их знаю, — всё повторял он. — У них даже маленькие дети хитрые, себе на уме».