Вероятно, это был самый известный и самый богатый лагерь детского отдыха в России. Детище знаменитого Дворца, он десятилетиями был мечтой и главным призом для юных спортсменов, ученых, литераторов. Именно на его озере впервые вспыхнули зарницей Алые Паруса бригантины — праздника, придуманного во Дворце и захватившего всю Россию романтикой юношеских надежд и стремлений.
Благодаря изрядной удаленности от городов и близости к Финскому заливу, лагерь был наполнен морским воздухом, смешанным с ароматом окружавшим его соснового леса. Только сосны и тишина…
А сбоку, за ограждающим лагерь многокилометровым забором, прилепился серый и невзрачный рабочий поселок, с вытертыми до песка газонами и вечными лужами на щербатых дорогах. Панельные коммуналки, забитые до отказа, пресловутый "прожиточный минимум" и — та же тишина… Впрочем, нет, не та же. Другая. Тишина запустения, безнадежности, тишина доживания… "Бедный родственник", с завистью и отчаянием заглядывающий за забор к своему удачливому "старшему брату", забывшему пригласить его на этот цветущий праздник жизни. Когда-то в поселок приезжали жить и работать лучшие учителя и тренера Петербурга. Ехали в "страну озер и сосен", как на долгожданный праздник, а потом… Потом в страну вползла горбачевская "перестройка" и образование, вместе со спортом и здравоохранением, оказались под обломками "капитализации по-русски". Капитализации без правил, без ума, без жалости… без будущего. Те "интеллигенты", что "голосовали сердцем", забыв про разум, в одночасье оказались по уши в демократии, и уныло потянулись обратно в Петербург, что бы торговать на рынках, сторожить овощебазы и выдавать в гардеробах пальто новым "хозяевам жизни". А их места в рабочем поселке заполнили жители ближайших сел и деревень, обитатели бывшего "сто первого километра". Небольшое количество оставшихся энтузиастов не могло повлиять ни на быт, ни на духовность. А за забором уже куражились, вытесняя юных спортсменов и ученых, отпрыски удачливой "элиты" из бизнеса и политики. Это была Россия "в миниатюре", в ее прошлом, настоящем, и… Но не будем загадывать так далеко…
Виктор поставил совок и метлу в угол, запер гараж, заменявший ему дворницкую и повернулся к ожидавшему его Борису:
— На сегодня хватит. По домам.
— Может — на шашлыки? — предложил Борис. — Что тебе дома делать? Твоя опять с утра пораньше в магазине джин-тониками затаривалась, как на праздник. Значит, готовься к очередному скандалу.
— Тяжело ей здесь, — сказал Виктор. — Она городская, наш поселок не для нее. День похож на день, ни развлечений, ни работы…
— Сопьется она… Как ей вообще в голову пришло сюда приехать?
— Мы с ней в баре познакомились. Я отвозил в город статью для журнала, а она только что со своим любовником рассталась. Идти некуда, депрессия… вот и согласилась. Жить теперь есть где, только… мне кажется, она меня за это как раз и ненавидит.
— Гнал бы ты ее, — посоветовал Борис. — Ничем хорошим это все равно не кончиться, а женский алкоголизм страшнее мужского. Ее не изменишь, а себе жизнь загубишь…
— Жалко… Да и нравиться она мне. Просто здесь отношения обречены на провал по определению.
— Да, место жутковатое.
— Не в этом дело. Место здесь ни при чем. Просто мы слишком разные. И еще одна "мелочь": она меня не любит. Вот и все. А природа-то как раз здесь красивая: сосны, озера, гранитные валуны…
— Не скажи. Говорят, раньше здесь было кладбище. Финны называли это озеро: "Озеро мертвых". Я не робкого десятка, но когда я иду по лагерю ночью, мне как-то… не по себе.
— Ты только это Ольге не рассказывай, — полушутя попросил Виктор. — А то это очень укладывается в ее теорию. Она и так считает, что здесь повышенная радиация, и все вокруг нее — мутанты. Как в фильмах ужасов: "Зазеркалье-1", "Зазеркалье-2" и так далее…
— Ну, ты как хочешь, а я пойду напьюсь… И — к девчонкам! Ну, а тебе… Что тебе сказать?.. Удачи!
Ольга, мрачная и напряженная, сидела за компьютером, бездумно проходя в сотый раз какую-то игру. Покосилась на вошедшего Виктора и так же молча отвернулась к монитору.
— Привет, — сказал Виктор.
Она кивнула.
Виктор посмотрел на многочисленные баночки из-под джин-тоников, беспорядочно наваленные в углу комнаты, вздохнул, подошел к холодильнику, соорудил себе пару бутербродов и принялся заваривать чай.
— Звучит банально, — устало сказал он, — но ты бы хоть в комнате убралась. Не столько порядка ради, сколько для того, что бы самой развеяться. День и ночь за компьютером — это же с ума можно сойти…
— Уже сошла, — меланхолично отозвалась она. — Лечить поздно.
— Ты хоть ела?
Она неопределенно пожала плечами.
— Давай сходим погулять…
— Послушай, — она нехотя оторвалась от компьютера и раздраженно поглядела на Виктора. — Я стараюсь быть вежливой — видишь? Пожалуйста, оставь меня в покое. У меня очень плохое настроение.
— Оно у тебя всегда плохое. И не будет хорошим, пока ты не возьмешь себя в руки.
— Как?! — вызывающе вскинула она подбородок. — Подскажи! Ты же у нас умный. Ученый, историк, и все такое…. Так подскажи — как?