Бастион одиночества

Быть может, теперь вам понятно, почему спящего на углу Невинс и Атлантик бывшего летающего человека никто не тревожит. В тот момент, когда здесь появляются белый и черный мальчики, он лежит на прежнем месте. Да, эти ребята опять вдвоем — они то сходятся, то расходятся, удивительная парочка. Их дружба изумляет прохожих, напоминает об утопической символике — о чем-то таком, что выбрал бы для иллюстрации Норман Роуэл. У этих двоих странное выражение лица. Быть может, они под кайфом или чересчур озабочены проблемами «белые-черные», которые если еще не затянули их в трясину, то вот-вот затянут. Даже те, кто не замечает, как двое парнишек достают из карманов наполненные ярко-розовыми чернилами маркеры, сразу чувствуют: что-то здесь не так. Но ведь мы в Бруклине, где нет места непорочности. Наверное, если двое приятелей попались бы на глаза копам, те развели бы их по сторонам, так, на всякий случай.

Белый мальчик и черный играют: один сторожит, а второй ставит где-нибудь тэг. Все очень просто: белый давно прекратил придумывать себе метку и принял предложение черного друга — писать на столбах и стенах то же самое, что и он. ДОЗА, ДОЗА, ДОЗА. Прекрасный выход из положения для обоих. Темнокожему мальчику приятно, что его метка распространяется с удвоенной скоростью, укрепляя его авторитет среди любителей граффити. «ДОЗА» — тэг заметный, дерзкий, его не подвергнешь сомнению, как какой-нибудь «СЕ», которым его лишенный воображения автор расписал все окна трамваев, проезжающих по его району. Фанаты граффити соревнуются, как вирусы: кто быстрее заполнит мир самим собой.

А что же белый мальчик? Ему выпал шанс слить собственную индивидуальность с индивидуальностью черного друга, очиститься от безумия под названием «фанкибелыйпарень». Теперь он и его приятель Мингус — оба ДОЗА, не больше и не меньше. Сплоченная команда, единый фронт, торговая марка, общий секрет. Способность белого мальчика к черчению, отточенная спирографом и волшебным экраном, очень пригодились ему. Он выводит слово «ДОЗА» ровно, уверенно, почти машинально. Его тэги гораздо более отчетливы, чем метки черного мальчика. А может, у любого получилось бы так же, если бы он долго тренировался, готовясь к решающему моменту.

Маркер в руке темнокожего. Белый — на страже. Они на углу Атлантик и Невинс. Черный выводит «ДОЗА» на столбе светофора и на металлической двери слесарни. Его взгляд падает на скрюченную фигуру у обочины. Оба рассматривают лежащего. Пьянчуга, пришло бы им на ум, если бы возникла необходимость как-нибудь назвать этого человека, спящего или, быть может, умершего, — он попадался им на глаза и раньше. Но вдвоем они видят его впервые. А потому смотрят так, как не взглянули бы, находясь порознь.

Белый мальчик испытывает одни чувства, черный — другие. Белый видел этого пьянчугу в его лучшие времена, в небе, как бы смешно это ни звучало. Он понятия не имеет, знает ли об утраченных способностях пьянчуги его друг, Мингус, и не представляет, как ему рассказать об этом. Он стоит в немом изумлении, будто прирос к месту и чего-то смутно опасается.

Темнокожий мальчик поджал губу, его сердце сдавила боль: конечно, ведь пьянчуга черный, только такой и может валяться на углу. Само собой. Испанские алкоголики с Дин-стрит тоже набираются до чертиков на улице, но спать они плетутся домой, в свою постель. А утром переодеваются, берут деньги и начинают все по новой. Черный мальчик даже не хочет об этом задумываться.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? — говорит он.

— Что? — спрашивает другой.

Темнокожий делает решительный шаг, и у белого перехватывает дыхание. Черный снимает с маркера колпачок. Поверхность синтетического одеяла на спине пьянчуги хоть и до невозможности грязная, но вполне подходит для рисования маркером. Мальчик склоняется над вонючим телом и ставит на нем тэг. Мгновение, дело сделано. Оба друга отскакивают в сторону.

На спине пьянчуги написано «ДОЗА».

— Смываемся!

— Он не двигается. О черт! Ты только посмотри!

— Бежим!

Вот и все, на сегодня с тэгами покончено. В любом случае ничего интересного друзьям уже не попадется. Они бегут вниз по Невинс, захлебываясь смехом, хмельные от осознания жестокости шутки и оттого, что открыли в себе новую, опасную черту: способность подойти к, возможно, мертвому человеку и поставить на его спине метку.

Они пришли с опозданием и вынуждены были занять места порознь, далеко друг от друга. Дилан сел впереди, во втором ряду лекционного зала. На этом настоял отец, устроившийся где-то сзади. Дилан понимал, что должен радоваться выпавшей возможности посмотреть на режиссера-экспериментатора Стэна Брэкхеджа. Авраам с уважением отзывался о нем, как о «великом, потрясающем человеке». Речь шла о рисованных фильмах. До сего дня Дилан был уверен, что такой фильм один на свете — тот, над которым корпел Авраам. И, естественно, не подозревал, что на лекцию по этой теме явится тьма народа.