Парк, Пайпс, Масселл и др. полагают, что возврат к некоторым порядкам, свойственным дореволюционному укладу народов Средней Азии (восстановление вакуфных земель, судов шариата и т. д.), — одна из основных причин, заставивших басмачей прекратить свое сопротивление. Вновь игнорируется классовая природа этих мероприятий, не менявших сущности становления нового строя в Средней Азии. В ходе социалистического строительства коренное население Средней Азии убедилось в преимуществе народных судов перед судами казиев, светских школ перед религиозными. Так, если в 1922 г. в Ферганской, Зеравшанской, Самаркандской, Амударьинской областях было 343 казийских суда, то в 1924 г. — уже около 71. К середине 1925 г. в Киргизской автономной области из 9 судов казиев было распущено 6[612]. В 20-х гг. в Средней Азии, на Северном Кавказе и в Закавказье был осуществлен переход системы народного образования на светский путь, произошла ликвидация конфессиональных школ, что в значительной степени подорвало монополию ислама в культурной жизни общества и базу для «воспроизводства» религиозных элементов в последующих поколениях[613].
Пайпс же вкупе с другими считал, что «экономические и религиозные уступки коммунистов лишили басмаческое движение народной поддержки и позволили властям вначале локализовать, а затем полностью его подавить»[614].
«Советологами» совершенно игнорируется или преуменьшается значение политических мер, предпринятых Коммунистической партией и Советским правительством по привлечению трудящихся масс к борьбе с басмачеством. Известно, что В. И. Ленин уделял этим мероприятиям особое внимание. Он не случайно выделил то место в резолюции VI съезда Компартии Туркестана, где констатировалось, что «там, где басмаческий террор был ослаблен и организована туземная беднота и где Советская власть приняла целый ряд мер политического и экономического порядка (ликвидация кулацко-байского засилья, земельная реформа, формирование местной милиции и красноармейских частей и т. д.), заинтересовав этим бедноту, там басмачество утратило свою силу и влияние, а население, наоборот, рука об руку с Красной Армией начало активную борьбу с ним»[615].
Успехи Красной Армии, указывается в советской историографии, объяснялись не только ее боевыми действиями, но и активной поддержкой трудового народа. Дехкане видели в Красной Армии своего спасителя от террора и грабежа басмачей и поэтому охотно помогали ей продовольствием, участвовали в вооруженной борьбе с бандами[616].
Клеветнически утверждая, будто басмачество было подавлено «исключительно русскими войсками», реакционная буржуазная историография игнорирует многонациональный состав частей Красной Армии, в рядах которой служили и активно боролись с контрреволюцией узбеки, туркмены, казахи, киргизы, представители других народов Средней Азии.
Уже отмечались особенности строительства Красной Армии в Туркестане. Подчеркнем еще раз, что бойцы и командиры всех национальностей показали примеры героизма и самоотверженности в боях с басмаческими бандами.
Не просто военное превосходство, а социально-политические факторы: верность революционным идеалам, действительно всенародная поддержка трудящихся масс в борьбе с контрреволюционными, антисоветскими силами, организованность, моральный дух красноармейцев — обусловили разгром басмачества.
Таким образом, «советология» искажает истинные причины краха басмачества. И по-другому быть не может. Все трактовки ликвидации басмачества сводятся к одному: умалить, принизить такие решающие факторы, как значение ленинской национальной политики, успешное строительство социализма народами СССР.
Нельзя не отметить и того, что причина краха басмачества в буржуазной историографии рассматривается сквозь призму истории «деятельности» отдельных его главарей. Реакционные авторы возвеличивают Энвер— пашу, других главарей ферганского, хивинского и бухарского басмачества, всячески восхваляют их успехи в период, когда Энвер-паше на время удалось объединить басмаческие банды.
Начиная с 20-х гг. и по настоящее время реакционная буржуазная историография изображает палача армянского народа авантюриста, агента международного империализма Энвер-пашу «романтиком», восхваляя его мнимые добродетели только для того, чтобы утвердить его как «героя борьбы с большевиками», отстаивавшего право туркестанцев на самоопределение.
Кастанье, Хостлер, Пайпс, некоторые другие буржуазные авторы рассматривали Энвер-пашу как «национального героя мусульман»[617]. Причем американский «советолог», бывший полковник Ч. Хостлер упрекал западных авторов в том, что они недостаточно оценили «подвиг Энвера», обусловливая это тем, что в период первой мировой воины он был врагом союзников[618].
Современная «советология» сознательно умалчивает о высказываниях Эссертона и Макмуна по поводу «наполеоновских» планов Энвера создать «мусульманскую империю», которые показывают истинное лицо «национального героя» (Эссертон дошел до того, что назвал Энвер-пашу «Наполеоном Средней Азии»)[619].