Башня вавилонская

Дьердь улыбается ей, вполне искренне, и только в том, как держит голову, читается желание усыпить красавицу чем-нибудь безвредным и предъявить Смирнову, на стенде, как лягушку, живо интересуясь каждой подробностью «А вот это что такое и для какой казенной надобности вы это с ней сделали?»

— Вы заканчивали факультет управления, не так ли?

— Да, конечно же. — В голосе девочки — готовность расстелить гостям начальства красный ковер на любое нужное расстояние, а в пластике — желание завернуть Анаит в этот ковер и… нет, пожалуй, все же не сбросить в темные и маслянистые воды отсутствующего залива, а просто поставить где-нибудь в углу, трубочкой. И вспомнить через сутки.

Сюжеты сегодня ломились в голову от каждого чужого движения. Сказывался перелет. Аэроплан вел себя как трамвай где-нибудь в Лахоре… вернее, аппарат-то ничего такого себе не позволял, честно взлетел, долетел и приземлился, а вот люди в салоне почти сразу же начали переговариваться — поперек рядов, незнакомые с незнакомыми — обсуждая свежую… серию телесериала.

Винландка говорила подробно, неспешно, повторяясь. Попутчики бурлили.

— Ну что они к ним прицепились, а? Мешают нормальным людям работать! — молодая мать с близнецами в двойном детском кресле.

— Козлы! — человек с манерами грузчика и в костюме владельца крупной корпорации. — Просто козлы и все!

— Нет, вы правда думаете, что в корпорациях все такие радетели за благо? Я вас умоляю, не будьте так наивны! — дама в очках с богемной повадкой.

— Нет, ***, все ради денег, ага! — «Грузчик». — У кого чего болит.

— В данном случае выгоды населения и концессионеров связаны напрямую. — Возможно, этот сухой азиат — лионский или орлеанский чиновник.

По кругу, в разных выражениях, разными голосами летали, как мячики для настольного тенниса, две-три мысли: «дайте людям работать», «это не правительство, а скопище уродов», «все врут».

Потом на экране появился Шварц, и реплики стихли, словно в конце антракта.

И сразу после — молчали тоже.

Богемная дама в очках — сидевшая наискосок через проход — сняла очки, зажала пальцами переносицу.

— Господи, — сказала, — они еще и детей себе воспитывают. Големов.

На этом салон взорвался, но мыслей было уже не три, а полторы: «Кто виноват и почему они все еще сидят в своих креслах, а не за решеткой?»

— Плохо дело, — одними губами сказал Дьердь.

Плохо. Потому что неурочный рейс на Лион — это выборка. Репрезентативная вполне.

— Я бы после таких обвинений застрелился, — бухнул человек в форме офицера ССО. — У нас, к счастью…

С заднего ряда ему доходчиво объяснили, что и у них служат эти же выпускники, а вот еще у соседки дочь служила добровольно, так ногу сломала. Анаит улыбнулась; но она подозревала, что офицер средних лет не воспользовался расхожей идиомой, а сказал то, что думал. Это скажет не только он, не один раз, не только здесь.

Действительно, есть обвинения, которые сами по себе уже орудие убийства. Когда они еще и правдивы, а они правдивы…

…а большинство не отвлекалось на реакции, слушало выступление доктора Камински, и то, чего они не поняли из речи Шварца, становилось окончательно ясным теперь.

— Да нужны, чтобы этих козлов караулить! — решительно ответил деловой человек на финальный вопрос Камински.

Спорить с ним не стали.

Что они думали там, в Лионе? Им нужно было свернуть заседание, объявить перерыв, как только прозвучала фамилия Шварца. Джон не мог этого сделать, но есть же госпожа Фрезингер, есть… что, о чем они думали? Они считали, что человек, находящийся под следствием по подозрению в профессиональной небрежности, повлекшей за собой смерть, к ним оправдываться пришел? Или вовсе не пытались рассчитывать и предвидеть?

А сам Шварц?

— Что это было?

— Диагноз… — слегка пожимает плечами Дьердь. — Окончательный. Может быть, из тех, что ставят врачи, но скорее из тех, что ты ставишь себе сам. Вальтер, видимо, тоже, некоторым образом, спал. А потом проснулся и посмотрел в зеркало…

Теперь они все-таки отложили заседание до утра. Теперь — поздно. Извержение уже произошло, и гигантская волна начала свое движение. Вопроса, для чего она сама здесь, Анаит не задавала. Джон позвал ее, это достаточная причина; но он позвал обоих. С самого утра. Он знал о Шварце?.. Скрытые движения, тайные процессы?

И неизвестно, насколько можно доверять девушке за рулем.

— Спроси ее, — шепотом говорит Анаит.

Надо было научиться у Коптов разговаривать руками. Надо было вообще взять их с собой, и Альберто тоже; бедного парня за скандал в студсовете уже прозвали «Карибским кризисом», он же решит, что должен оправдать. И девочку, наверное, все-таки тоже.

Она не слишком своевременно догадалась спросить у Дьердя, а что это за полулегендарная Ленка, которая дала от ворот поворот Морану. Зачем Шварц заострил на этом внимание. Но все-таки догадалась.