Башня вавилонская

— Допустим, — Шварц смотрит в зал со всей благосклонностью зимнего вечера где-нибудь в Гренландии, — ваши приглашенные специалисты приведут вам форму правления в соответствие с общественными отношениями. Допустим, люди, отвечающие за образование в области безопасности, возьмут себя в руки, обопрутся на тех, кто того стоит, найдут специалистов вовне… и года через три-четыре к вам начнут поступать молодые люди со всеми достоинствами кое-кого из присутствующих, но без столь ярко выраженных недостатков. Скажите, что вы сделаете с ними? Куда вы их поставите? Какую работу дадите? И как долго вы сможете их терпеть?

Аудитория осыпается как пересохший песочный замок. Ловит себя на различных вариациях мысли «яйца курицу не учат» — и проваливается. Так и задумано. Присутствующие с яркими недостатками ревниво хмыкают, совершенно беззвучно. Сфорца впервые за все время слегка улыбается. Да, континент всосет и попросит еще. Детки де Сандовала еще учебу не закончили, и мало их.

Какая жуткая вещь случилась, следом думает Кейс. Каста жертв и каста жрецов. Алтарь великой цели. Чтобы солнце не рухнуло с орбиты, его нужно кормить. Salus populi suprema lex — каннибализм — поражение нервной системы.

— А сейчас вы начнете придумывать, какую выгоду кто извлечет из моих слов, не так ли? И придумаете. И, может быть, не ошибетесь. И очень может быть, что до тех проблем, о которых говорю я, дело просто не дойдет, потому что вы начнете конфликт раньше. Из страха друг перед другом. Вот потому я ограничиваюсь предъявлением иска от имени Карла Векшё. Мальчика, которого пришлось пристрелить, потому что он присвоил себе права на предательство и солипсизм, а они ему не по чину. — Шварц поворачивает голову, — К сожалению, господин Грин или как вас там, вы глубоко неправы. Нам нужно менять не форму правления. Нам нужно менять образ мысли.

Тишина.

— На какой? — спрашивает Фрезингер после долгой паузы.

— На прозрачность коммуникаций, презумпцию добросовестности и отсутствия манипуляций. Как? Не спрашивайте меня, я не хочу бросать дрова в топку чьей-то конспирологии.

— Тогда проясните, пожалуйста, следующее. После вас заявлено выступление доктора Камински с концепцией образования в сфере безопасности. Это совпадение?

Шварц коротко, отрывисто смеется.

— Вы быстро учитесь! Чистое совпадение. С удовольствием послушаю доктора Камински.

Кейс встает, и спускается вниз, зная, что Шварц на самом деле не закончил. Черта лысого, он только начал свою педагогическую мистерию!..

Но нужно идти: ей смотрят вслед.

* * *

— Позвольте представиться, — говорит Камински, — мировое зло, женская ипостась. Доктор права, доктор психологии Кейс Камински. Полный список регалий найдите сами, в базе данных все есть, рубрикатор «Сфорца C.B.» — члены делегации. Происходящим вы обязаны мне, поскольку я захотела реформу в университете в качестве свадебного подарка. Как всякое мировое зло, я сентиментальна и питаю привязанность к этому месту. У меня там любимый дедушка преподавал, понимаете ли. И вообще все это касается лично меня.

Деметрио смеется в ладонь, делая вид, что кашляет. Не ржать невозможно. Камински — настоящее чудо. Даже после Шварца она выглядит… как хорошее, доброе шило в заднице. И несмотря на то, что эту задницу только что усадили на горячий противень, наличие Камински в зале ощущается.

— Сейчас вы будете нас бить за сообразительность и оперативность. И почему я не удивлена? Меня в школе за это били… пытались, — усмехается она. — С момента звонка покойного Морана мы успели подумать, что могли бы сделать полезного — и составили заявленную концепцию образования. Я составила, лично. Ну я же не думала, что это никому не интересно, кроме господина Шварца? Видеть решительно во всем коварную интригу — дело увлекательное, но уж позвольте вас ненадолго отвлечь. Для начала я хотела бы поблагодарить господина декана — вы что, думаете, вашу отставку приняли? — Шварца за ясное изложение преамбулы.

Джастина делает вид, что чихает. Морщится, быстро щиплет себя за кончик носа. Хороший способ, надо запомнить. Невозможно же просто слушать. Не получается. Шварца не разглядишь, слишком сильно изворачиваться надо, а хотелось бы на него сейчас взглянуть.

Камински чего-то боится, до смерти и хуже смерти. У нее просто та же реакция, что у некоторых наших. Когда под огнем встают и идут навстречу, и еще рожи строят и приговаривают — «Эй, мазила, я здесь!». И тогда начинает бояться враг; Деметрио на его месте боялся бы — но он на своем и совершенно счастлив. Наконец-то есть чем дышать. Окружающий мир перестал быть разреженным как горный воздух.