Башня вавилонская

— Это стихийное бедствие вполне несвоевременно.

— Конечно, мы эгоистичны…

— …но господину Щербине уже и так неплохо, а в нашем положении остаться без дипломов…

Птицы? Две цапли? Не то.

— Кто вам сказал, что вы останетесь без дипломов?

По хоровому пению уже можно ставить «отлично».

— Письмо господина Лима.

— Выступление господина проректора.

— Этого так не оставят. Начнутся бодания, кончится ревизией.

— Ревизия здесь все разнесет.

Еще бы.

— Студентов раскидают по другим филиалам или во внешние заведения.

— Там будут просвечивать.

— Тех, кто успел нашуметь — особенно.

— А за нами есть и настоящие нарушения.

— Мы прекрасно понимаем, что тут происходит.

— Лучше чем вы думаете.

Интересно, насколько лучше?

— Но нам осталось доучиться год. И не только нам.

— Здесь ни у кого нет родственников в корпорациях или банках.

— Сюда таких не берут. Это все специально. Уже давно не берут.

— Но так нас только перевели бы на факультет управления, в худшем случае.

— Вы не представляете, что у нас дома.

Где вы не были с первого курса.

— Это наш единственный шанс.

Они ждут. Потом девочка тихо говорит:

— Нам нужна работа. И не просто работа.

— Нам нужна настоящая работа.

— Вы, — вздыхает Анаит, — не годитесь для настоящей работы. И не говорите мне «дайте нам закончить, а дальше мы сами разберемся». Сделайте лучше другое. Я пойду заварю чай. У вас есть… четверть часа. Я буду долго-долго заваривать чай. Когда я вернусь, вы расскажете мне, какую ошибку вы только что сделали. Не этическую, профессиональную. Если вы найдете хотя бы направление, я сделаю вам подарок.

Хотелось бы знать, что они поняли.

— Да, — добавляет она, — если кто-то будет стучать и звонить, меня нет дома. Так и говорите.

Она вернулась с большим заварочным чайником и тремя чашками ровно через шестнадцать минут.

— Самой серьезной ошибки мы не совершили, — спокойно сказал мальчик.

— Мы только могли ее совершить.

— Если бы начали подбирать ответ под вас.

— Под то, что вы считаете правильным, или под то, чего вы ждете от перспективного материала.

— Мы уже было начали мозговой штурм.

— Это чай с бергамотом?

— С бергамотом, — кивает инспектор. — Вы с молоком или по-русски?

— С молоком.

— По-русски.

Дети удивлены гораздо больше, чем Анаит.

— Может быть, — очень осторожно и неуверенно говорит девочка, — после всего, что тут обязательно будет, нам выгоднее закончить хотя бы в другом филиале?..

— Потому что у тех, кто закончит здесь, будет совсем уж нулевая перспектива?

— Мы вряд ли имеем право на компенсацию…

— Хотя по сути дела с нами обошлись нечестно…

— С вами обошлись не просто нечестно. — Тонкостенные белые чашки со сдвоенными ребрами граней и слегка расплывающимся синим узором, сумасшедшие птицы на блюдцах и такая же — всех цветов рыжего — обнимает крыльями чайник. Должно бы казаться безвкусицей. Не кажется. Если бы Анаит дала волю паранойе, решила бы, что посуду отбирал и утверждал Моран. Анализ, впрочем, говорит то же самое, что и паранойя. — И вы имеете право на компенсацию. Это не значит, что вас обязательно удовлетворит форма компенсации.

Дети куда-то несутся резвой мыслью — и спотыкаются, как фигурист на выщербленном льду.

Они очень хорошо простроили беседу заранее и пару раз удачно сымпровизировали, не заметив, правда, насколько подгоняли ответ под спрашивающего, говоря при этом об обратном. Это бессознательное, не отслеживаемое уже. Одна из черт идеального сотрудника по здешним критериям: превентивная коммуникация, пассивный контроль.

Хамелеончики сидят в одном кресле, тесно прижавшись друг к другу.

— Честно говоря, — выдает после паузы мальчик, делая лицо обреченное и мученическое, — нам… к черту все равно, лишь бы не волчий билет. Любой ценой. Если надо сотрудничать…

— Почему любой ценой? Это три разных вопроса. Почему? Почему любой? Почему ценой? Да, и четвертый. Зачем сотрудничать?

Когда она — как ей тогда казалось — приставила Сообществу нож к горлу: сделайте меня умной… Ее не убили. Ей не дали по рукам. Ее даже не прогнали. Ее спросили: зачем.

— Почему? — слегка издевательски говорит девочка. — Потому, что мы промахнулись. С лучшим заведением. Лезли, лезли и залезли… а эта башня — вавилонская. Почему любой? Потому что я лучше утоплюсь в Волхове, чем скажу дома, что я даже не смогла закончить…

— А ценой, — мальчик гладит ее по плечу, — потому что даром ничего не бывает. Мы знаем.

— Вот это, — запах чая, горячая жидкость, вкус, послевкусие, выдох, естественная пауза, — и есть самая большая профессиональная ошибка, которую вы сделали. Вы торгуетесь за возмещение, которое положено вам по праву. В соответствии с основами правосудия. Вы — не корпорации. И не готовые специалисты. Не солдаты. Не профессионалы в поле. Вы — студенты, ученики, подмастерья. А от вас требовали соответствия — и не давали защиты.