Башня птиц. Авторский сборник

— Ну, старик, отличная у тебя птичка! Как она называется?

Женя сидел на корточках и, по–детски открыв рот, не отрываясь, глядел в клетку. Глеб сел на пол, прислонился к стене. Сегодняшняя бессонница все же давала о себе знать: болела голова, тело казалось легким и чужим.

— Игорь нашел, — сказал он. — Но ты понимаешь, Женька, я ее не вижу. И Лида тоже. А ты с Игорем видишь. Вот такие дела.

Женя удивленно взглянул на него, хотел что–то сказать, но промолчал. Глеб принес фотографии.

— Вот здесь я вижу. А живую — нет. Думай, что хочешь, а у меня уж голова кругом идет.

— Совсем не видишь? Дела… А что же взамен?

— Ничего. Пустоту. Могу потрогать ее, слышу ее, а глазами — нет.

— Значит, что–то вроде избирательной слепоты. Забавно.

— Да уж кому как, знаешь.

— А что ты сам думаешь?

— Экспериментирую, что еще мне остается?

— Насколько я понял, об этой птице знают пока четверо: ты с Лидой и я с Игорем. Маловато для выводов.

— Что же теперь, ее по улицам носить и всем показывать? Как слона из басни?

— А что? Может, и придется. Но давай сначала поразмышляем о видимом и невидимом. Вот, скажем, электроток. Бежит он по оголенному проводу, а кто его видит? Никто. Как обнаружить его?

— Рукой схватить. Так обнаружишь…

— А что надо сделать, чтобы его увидеть?

— Подсоединить что–нибудь. На приборе стрелка отклонится, мотор заработает, лампочка загорится.

— Вот–вот, именно лампочка. То есть мы увидим не сам электрический ток, а свет от накаленной им спирали, но это уже ближе. Ты понимаешь, к чему я клоню? Для того чтобы увидеть птицу, тоже нужна лампочка. У кого–то она есть, а у кого–то нет. А что она собой представляет, я не знаю.

— Ясно. У тебя с Игорем лампочки в мозгах вкручены, а у меня с Лидой — перегорели или вовсе не было. Дай взаймы, что ли…

— А может, у тебя врожденный дефект, вроде дальтонизма? И знаешь что?..

Зазвонил телефон. Вызывали Женю.

— Ты прости, Глеб, я твой телефон на работе оставил. У меня больной тяжелый, надо ехать. Ну давай, думай. И не изводись так. Я к тебе вечером заеду.

Внимательно перелистывая толстые тома «Жизни животных», приглядываясь к иллюстрациям, Глеб сравнивал их с фотографиями птицы, но ни одна из них не походила на ту, что сидела в клетке. Тогда в голову ему стали приходить мысли невероятные и слова несерьезные. Он подумал, что это и не птица вовсе, а пришелец или робот, посланный на землю с неведомой целью, а ее невидимость — это защитный экран, только почему–то избирательный. Он дошел до того, что пришельцы защищаются именно от него, Глеба, и, рассмеявшись, скорчил устрашающую гримасу. Пусть боятся.

Как обычно, смех превратил проблему в шутку, и он, уйдя в другую комнату, лег на диван и, закрыв глаза, привычно скользя по запутанным ассоциациям, дошел до слова «сон» и заснул с этим словом.

Его разбудил шум. Из комнаты Игоря слышались возня, шорох, писк. Стараясь ступать неслышно, он приблизился к открытой двери и удивился тому, что увидел. В комнате была Лида. Растрепанная, раскрасневшаяся, она стояла на коленях возле клетки и шарила в ней руками.

— Ты что? — спросил Глеб, хотя и так ясно было, что.

Лида вздрогнула, смутилась.

— Да вот, пораньше отпустили, — сказала она, поднимаясь, — а тебя будить не хотелось.

Глеб захлопнул открытую дверку клетки, прислушался. Птица была там, успокаивалась, наверное, оправляла перышки.

— А я уж думал, ты ее на ужин решила приготовить.

— И ты еще шутишь? Мне вот не до шуток. Все вы нормальные, а я уродка. Думаешь, мне легко?

— Видишь ли, Лида, если говорить честно, я ведь тоже… Мы с тобой оба уроды.

— Врешь, — сказала она почему–то шепотом, — ты врешь. Ты нарочно меня успокаиваешь.

— Нет, не вру. Это утром мне показалось, что так будет лучше. А ты весь день об этом думала и прибежала пораньше, решила, что дома никого не будет. Ты хотела ее убить?

— Нет, просто выпустить.

— Зачем?

Лида молчала.

— Ну что же, — сказал Глеб. — Это тоже выход. Что непонятно, то подлежит уничтожению. Так спокойнее. Птицы не станет, ты снова будешь чувствовать себя нормальной. А так она словно заноза.

— Я все равно убью ее, — твердо сказала Лида. — Все равно. Что бы ты ни говорил обо мне и что бы ни думал. Ты хочешь, чтобы я сошла с ума?

— А об Игоре ты подумала?

— Для него это очередная игрушка. Поплачет и забудет.

— А если не забудет и не простит? Что тогда?

— Да как ты не понимаешь? Мы с тобой ненормальные, мы не видим ее.

— Мало ли каких дефектов не бывает на свете? Женя был здесь, назвал это избирательной слепотой. Он, кстати, птицу видит. И, я думаю, многие ее тоже увидят. А многие — нет. Пока нас поровну. Ну скажи, тебе будет легче, если, например, половина города птицу тоже не увидит? Мы ведь будем не одни?

— Возможно, и так. Но я не верю в это. И ты мне лжешь. Ты ее видишь.

— Ну вот, договорились. Только сегодня утром жаловалась, что никогда не скандалили. Давай подеремся, что ли?