Башня. Новый ковчег 1

Мать никогда не пыталась внушить Сашке, что жить наверху – это то, к чему надо стремиться. Она вообще была немногословной, робкой и замотанной женщиной. Но её материнский инстинкт, помноженный на опыт человека, пережившего трудные годы, подсказывал ей, как надо действовать, и что нужно делать, чтобы сын понял, какую дорогу стоит выбрать.

И Сашка всё понял правильно.

От воспоминаний и от мысли о том, что ему опять придётся отправиться вниз, его передёрнуло. Злые слёзы подступили к глазам. Сашка наклонился и изо всех заморгал – не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел, как он плачет.

Глава 3. Кир

– А дальше чего?

– А дальше он такой типа говорит: че за херня вообще…

Звонкий девчоночий смех перекрыл Лёхин голос. Кир поморщился. Он слышал эту историю в Лёхином исполнении миллион раз, и она не казалась ему смешной, даже когда Лёха рассказывал её впервые – рассказчик из приятеля был так себе.

Кирилл Шорохов сидел на полу в подсобном помещении сортировочной, вытянув ноги и прикрыв глаза. Сверху монотонно гудела вентиляция, а за пластиковой перегородкой негромко переругивались какие-то женщины.

– Кир, эй, Кир, – Ленка Самойлова расстегнула несколько пуговиц на его рабочей куртке и медленно провела пальцем по груди, чуть царапнула острым ноготком. Прижалась к нему тёплой грудью. Он заворочался, отстраняясь.

Грудь у Ленки была здоровая. Сама вроде тощая, невысокая, а грудь… Нет, раньше Киру она даже нравилась, в смысле грудь нравилась, да и Ленка тоже, а потом как-то приелось.

– Чего вечером будем делать? К тебе пойдём? – Ленкин палец продолжал выписывать бессмысленные каракули.

– У меня родители дома. Давай к тебе.

– Не, у меня отчим эту неделю в дневную.

Кир чуть скосил на неё глаза, нехотя отметил про себя – врёт, наверно. Зачастил чего-то её отчим в дневную смену работать. Вообще, Ленкино враньё Кира не трогало. Их отношения давно зашли в тупик, просто они пока не знали, как бы их половчее закончить, и продолжали встречаться, вяло, по инерции.

– Кир, ну чего? Потопали? – из-за угла показалась белобрысая Лёхина голова. – Хватит уже зажиматься.

– Дурак, – скривилась Ленка.

Лёха Веселов заржал, растянул лягушачий рот, немало не стесняясь отсутствия переднего зуба. Лёха вообще был парень не из стеснительных.

– Пошли. А то сейчас Колобок прибежит, опять штраф впаяет.

Колобком они звали своего бригадира, маленького, толстого, с пухлыми ручками, увенчанными короткими пальцами-сосисками. У него всё было круглым: необъятный живот, лысая башка с аккуратно прижатыми к черепу ушами и гладкое безбородое лицо, которое обходила стороной любая растительность. Фамилия Колобку тоже досталась, видимо, в насмешку: Черепков. Словом, когда у подчинённых не было особого желания работать (а такое желание возникало нечасто), они упражнялись в остроумии и игре слов.

– Сейчас, – Кирилл потянулся и зевнул.

Идти работать не хотелось. Хотелось сидеть тут, на грязном полу в сортировочной у девчонок, слушать гул вентиляции и ни о чём не думать.

– Шорохов! Веселов! – снаружи раздался раскатистый голос бригадира. Что-что, а бас у Колобка был будь здоров, проникал в любые щели. – Опять у девок торчите! А работать за вас кто будет? Кто?

– Конь в пальто, – пробормотал Кир, медленно поднимаясь. Ленка негромко захихикала.

– И учтите, лодыри, на этой неделе последнее предупреждение! Надоело за вами по всему уровню бегать! Ещё одно нарушение и штраф!

Колобок катился впереди, размахивая карикатурно-маленькими ручками. Лёха с Киром плелись сзади.

– А чего сразу штраф-то? – возмутился Кир. – Мы вообще-то всё сделали.

– Чего вы сделали? Ну чего?

Колобок обернулся и почти уткнулся лысой башкой Киру в грудь. Шорохов был высокий, и бригадир едва доставал ему до плеча.

– Чего велели, то и сделали, – буркнул Кир.

Сегодня их с Лёхой заданием было окучить два десятка рядов картошки. Они осилили едва половину и свалили к девчонкам в сортировочную – отдохнуть и потрепаться.

– А чего? Имеем право на отдых, – заявил Лёха. – Законное.

– Дебилы, – Колобок устало помотал головой.

В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать – это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.

Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением – век бы больше интернат не видать. Учёба ему не то чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.

– Оболтус, – сердился отец. – Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты… только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.

– Отстань от него, – заступалась за Кира мать. Но мать всегда за него заступалась.