Башня на краю света

И — у-ух! — летишь во весь опор вниз по крутому склону и дальше по льду замерзшего озера.

Один раз, второй раз все сходит благополучно, но на третий раз — авария: на тебя наскакивают сзади другие санки, гораздо больше твоих, и ты, перевернувшись на полном ходу, врезаешься в высоченный сугроб, снег набивается тебе в рот, залепляет глаза. Но другие санки тоже перевернулись, и не одному тебе приходится выкарабкиваться из белых завалов, со всех сторон в снегу чьи-то головы, руки, визг, взрывы хохота. И вдруг: «Эй, Амальд!» — раздается рядом, и это не кто иной, как Глазелка! Только она вся в снегу, и ее почти невозможно узнать. Но тут кто-то зовет ее: «Ну пошли, Меррит!» И Глазелка исчезает, а ты стоишь ошарашенный: ты и не знал, что ее зовут Меррит и она откуда-то знает твое имя…

* * *

Вот так ваши имена на миг скрестились в снежной замети однажды белым зимним днем, давно, в незапамятные времена. И она растворилась в снегу и в сумерках. Но подожди, она еще вернется, теперь Меррит вошла в твою жизнь…

ЧЕРНОЕ РОЖДЕСТВО

Разражается шторм с ливнем, за одну ночь снега как не бывало, все ручейки превращаются в клокочущие речки, а городская речка — в полноводный бурливый поток. Рождество вместо белого — размокшее, черное.

А в самую ночь под рождество город внезапно пробудился от оглушительного удара грома, сотрясшего все дома!

Всего лишь один громовой раскат, если только это действительно был громовой раскат — в грохоте слышался словно бы призвук жалобно звонящих колоколов…

Оказалось, что молния угодила в церковную колокольню.

Дурное предзнаменованье! Колокольня с одной стороны почернела, ее будто лизнул гигантский язык огня и копоти, а крест на верхушке шпиля покосился. Церковные часы остановились, когда стрелки показывали пять минут четвертого.

Темные силы приложили здесь руку. Однако ж они не смогли поджечь колокольню, не смогли повредить колокол. И хотя святой крест под их напором согнулся, сломать его им все же не удалось.

Об этом ведет речь пастор в своей рождественской проповеди, и прихожане с воодушевлением подхватывают радостные слова псалма:

Храмы несчетны рассыпались в прах,
Звон колокольный не глохнет.

А под Новый год колокольня, сверкая свежей побелкой, красуется в лучах вспыхнувшего северного сияния, и крест на шпиле опять выпрямился.

Но о смятении и переполохе, которые вызвал этот необычный удар молнии, долго еще рассказывали всякие чудные истории. Многие от страха едва не лишились рассудка. Премудрые Девицы совсем ополоумели — стояли у себя на крыльце и пели, держа в руках зажженные свечи.

А Тетя Нанна слышала в Кофейном Доме, как Рикке Испанка рассказывала о скандале, который в сочельник разразился в «Башмаке» между Премудрыми Девицами и Финой и который кончился тем, что Фина, угрожая своим сестрицам садовыми ножницами, прогнала их с криком: «Лучше убирайтесь подобру-поздорову, а не то я вам сама такое покажу знамение небесное!..»

Отец (с широкой ухмылкой):

— Ну, если это и правда Фина Башмачиха накликала те громы небесные, остается снять перед нею шляпу!

КАЛЕНДАРЬ

На обложке Календаря — рамка из маленьких картиночек: львы и быки, рыбы и крабы, люди и кони, а есть наполовину человек — наполовину конь, пускающий стрелу из лука.

В Календаре записаны все дни, в том числе и те, которых еще не было. Каждый день — это день рождения какого-нибудь человека. Каждый день имеет какое-нибудь удивительное имя.

— У сегодняшнего дня какое имя?

Мама отрывается от письма, которое она пишет своей сестре Хелене в Копенгаген, и листает Календарь:

— Поликарп!

— А у завтрашнего?

— Хри-зо-стом.

— А дни — они всегда были?

— Нет, один день был самым первым днем Творения. Это когда Бог создал свет.

— А теперь всегда будут приходить новые дни?

— Нет, один день станет самым последним. Это будет Судный День. День Страшного Суда.

— Что же, после Судного Дня больше дней не будет?

— Нет, потому что настанет один долгий, вечный день.

— Но как же, раз ночей больше не будет, значит, и спать никто не будет?

Мама качает головой и с улыбкой заводит глаза:

— О боже, сынок, каких ты только вопросов не задаешь! Будут ли спать после Судного Дня!

И Мама склоняется над своим письмом:

— Нет, это я должна рассказать тете Хелене!

— Что рассказать?

— Как ты спрашиваешь, будут ли спать после Судного Дня.

* * *

И он наступил, этот долгий, вечный день после Судного Дня…

Нет больше солнца, только какой-то пустынный свет, будто льющийся отовсюду сразу. И во всем мире — ни единого человека, ни животной твари, даже травы нигде нет, ни засохшей былинки. А на прибрежном песке у застывшего в мертвом штиле моря нет ни единого птичьего следа. Только валяются осколки разбитого глиняного кувшина, сломанная труба, треснувшее зеркало. Да зеленый стеклянный шарик — поплавок от рыбачьих сетей.

Сам же ты — стеклянная птица, зеленая и прозрачная, парящая низко над прибрежным песком на тонких, хрупких стеклянных крыльях.

Все быстрей и быстрей летит птица — куда, куда?

На Край Бездны.