Башня Ласточки

– А ты, – медленно проговорил отшельник, – стоишь рядом с окровавленным мечом в деснице, глядишь на кровь, впитывающуюся в песок, и имеешь наглость думать, будто разрешила извечную дилемму, что наконец-то обрела плоть мечта философов. Думаешь, что природа Зла изменилась?

– Да, – заносчиво ответила она. – Так как то, что валяется на земле и истекает кровью, – уже не Зло. Возможно, это еще не Добро, но уже наверняка и не Зло!

– Говорят, – медленно проговорил Высогота, – что природа не терпит пустоты. То, что лежит на земле, что истекает кровью, что пало от твоего меча, – уже не Зло? Тогда что же такое Зло? Ты когда-нибудь задумывалась об этом?

– Нет. Я – ведьмачка. Когда меня учили, я поклялась себе, что буду выступать против Зла. Всегда. И не раздумывая… Потому что стоит только начать задумываться, – добавила она глухо, – как уничтожение потеряет смысл. Месть потеряет смысл. А этого допустить нельзя.

Он покачал головой, но она жестом не дала ему заговорить.

– Мне пора уже докончить свой рассказ, Высогота. Я рассказывала тебе больше тридцати ночей, с Эквинокция до Саовины. А ведь не рассказала всего. Прежде чем я уеду, тебе следует узнать, что случилось в день Эквинокция в деревушке под названием Говорог.

Она застонала, когда ее стаскивали с седла. Бедро, по которому он ее вчера бил ногой, болело.

Он дернул за цепь, пристегнутую к ошейнику, потащил ее к дому.

В дверях стояли несколько вооруженных мужчин. И одна высокая женщина.

– Бонарт, – сказал один из мужчин, худощавый брюнет с тощим лицом, державший в руке окованную бронзой нагайку. – Должен признать, ты умеешь застигать врасплох.

– Здравствуй, Скеллен.

Человек, названный Скелленом, какое-то время глядел ей прямо в глаза. Она вздрогнула под его взглядом.

– Ну так как? – снова обратился он к Бонарту. – Объяснишь сразу или, может, помаленьку?

– Не люблю объяснять на базаре, потому как мухи в рот летят. В дом войти можно?

– Прошу.

Бонарт дернул за цепь.

В доме ждал еще один мужчина, растрепанный и бледный, вероятно, повар, потому что занимался чисткой одежды от следов муки и сметаны. Увидев Цири, он сверкнул глазами. И подошел.

Это не был повар.

Она узнала его, помнила эти паскудные глаза и пятно на морде. Это был тот, кто вместе с «белками» преследовал их на Танедде, именно от него она сбежала, выскочив в окно, а он велел эльфам прыгать следом. Как тот эльф его назвал? Риенс?

– Это ж надо! – сказал он язвительно, сильно и болезненно тыкнув ее пальцем в грудь. – Мазель Цири! С самого Танедда не виделись. Долго, долго я мазельку искал. И наконец нашел!

– Не знаю, милсдарь, кто вы такой, – холодно бросил Бонарт, – но то, что вы якобы нашли, принадлежит мне, а посему держите лапы подальше, ежели цените свои пальчики.

– Меня зовут Риенс, – нехорошо блеснул глазами чародей. – Соблаговолите это милостиво запомнить, господин охотник за наградами. А кто я, сейчас станет ясно. И ясно также станет, кому будет принадлежать эта мазель. Но зачем опережать события? Сейчас я просто хочу передать поздравления и сделать некое признание. Надеюсь, вы не имеете ничего против?

– Надейтесь. Никто вам не запрещает.

Риенс приблизился к Цири, заглянул ей в глаза.

– Твоя покровительница, ведьма Йеннифэр, – ядовито процедил он, – однажды обидела меня. Когда же впоследствии она попала мне в руки, я, Риенс, показал ей, что такое боль. Вот этими руками, вот этими пальцами. И пообещал, что когда мне в руки попадешь ты, королевна, то и тебя я тоже научу боли. Этими вот руками, этими вот пальцами…

– Рискованное дело, – тихо сказал Бонарт. – Очень даже рискованное, господин Риенс, – дразнить мою девочку и угрожать ей. Она мстительна и запомнит это. Держите, повторяю, подальше от нее ваши руки, пальцы и прочие части тела.

– Довольно, – обрезал Скеллен, не спуская с Цири любопытного взгляда. – Перестань, Бонарт. Ты, Риенс, тоже помягче. Я отнесся к тебе снисходительно, но еще могу раздумать и велю снова привязать к ножкам стола. Садитесь оба. Поговорим как люди культурные. Втроем, в три пары глаз. Потому как, что-то мне сдается, поговорить есть о чем. А предмет нашей беседы временно отдадим под охрану. Господин Силифант!

– Только стерегите ее как следует. – Бонарт вручил Силифанту конец цепи. – Как зеницу ока.

* * *

Веда держалась в сторонке. Нет, конечно, ей хотелось присмотреться к девушке, о которой так много разговоров шло в последнее время, но она чувствовала странное нежелание лезть в толпу, окружающую Харшейма и Силифанта, которые вели загадочную пленницу к столбу на майдане.

Все пытались пробиться поближе, разглядывали девушку, пробовали даже пощупать, толкнуть, дернуть. Она шла с трудом, немного прихрамывая, но голову держала высоко. «Он ее бил, – подумала Веда. – Но не сломил…»

– Значицца, энто и есть та самая Фалька…

– Едва-едва из девчонок вылезла…

– Девчонка! Тьфу! Резака!

– Шестерых парней, говорят, рубанула, зверюга, на арене в Клармоне…

– А сколькерых еще ране-то! Дьяволица!

– Волчица!

– А кобыла, гляньте, какова кобыла-то? Чудных кровей лошадь… А вона, при Бонартовых-то тебеньках какой меч. Хо… Чудо чудное!