Башня Ласточки

– Видишь ли, Риенс, я советовал Ваттье де Ридо прижечь тебе пятки уже тогда, семь лет назад, когда ты ползал в имперской разведке, скуля как пес о милости и согласии стать предателем и двойным агентом. Я повторил совет четыре года назад, когда ты без мыла лез в задницу Эмгыру, посредничая в контактах с Вильгефорцем. Когда ты по случаю охоты за цинтрийкой вдруг вырос из обычного маленького сексота в почти первого резидента. Я бился об заклад с Ваттье, что, если тебя поджарить, ты скажешь, кому служишь… Нет, я неточно выразился. Что ты перечислишь всех, кому служишь. И тогда, сказал я, ты, Ваттье, увидишь и удивишься, в каком количестве пунктов совпадут эти перечни. Что делать, Ваттье де Ридо меня не послушался. И теперь наверняка сожалеет. Но еще не все потеряно. Я припеку тебя всего малость, а когда узнаю все, что хочу знать, передам в распоряжение Ваттье. А уж он-то шкуру с тебя сдерет, помаленьку, маленькими кусочками.

Филин вынул из кармана платочек и флакончик духов. Обильно смочил платочек и приложил к носу. Духи приятно пахли мускусом, однако Веду потянуло рвать.

– Железо, господин Бридген.

– Я слежу за вами по поручению Вильгефорца! – завыл Риенс. – Дело в девчонке! Следя за вашим подразделением, я надеялся опередить вас, добраться раньше вас до охотника за наградами! Я должен был попытаться выторговать у него девку! У него, а не у вас! Потому что вы собирались ее убить, а Вильгефорцу она нужна живой! Что еще вы хотите знать? Я скажу. Скажу все!

– Ну-ну! – воскликнул Филин. – Не так споро, Риенс, этак и голова может разболеться от шума и избытка информации. Вы представляете себе, господа, что будет, когда его припечет? Он заорёт всех нас до могилы!

Крель и Силифант громко расхохотались, Веда и Нератин Цека не присоединились к веселью. Не присоединился к ним и Берт Бригден, который в этот момент критически рассматривал вынутый из угля прут. Железо было накалено так, что казалось, будто это не железо вовсе, а заполненная жидким огнем стеклянная трубка.

Риенс увидел это и визгливо закричал:

– Я знаю, как отыскать охотника и девушку! Я знаю, знаю! Я скажу!

– Само собой, скажешь.

Веда, продолжавшая читать в его мыслях, поморщилась, восприняв волны отчаянного, бессильного бешенства. В мозгу Риенса снова что-то лопнуло, какая-то очередная перегородка. «Со страха он скажет все, – подумала Веда, – все, что собирался держать до конца, как козырную карту, туза, которым мог перешибить остальных тузов при последней решающей раздаче на самую высокую ставку. Сейчас, от обычного отвратительного страха перед болью, он выкинет этого туза на фоски».

Вдруг что-то щелкнуло у нее в голове, она почувствовала в висках жар, потом неожиданный холод.

Теперь она знала скрытую мысль Риенса.

«О боги, – подумала она. – Ну и вляпалась же я в дельце…»

– Я скажу, – взвыл чародей, краснея и впиваясь вытаращенными глазами в лицо коронера. – Скажу нечто действительно важное. Скеллен! Ваттье де Ридо…

Веда вдруг услышала другую, чужую мысль. Увидела, как Нератин Цека двигается к двери, держа руку на рукояти кинжала.

Загудели шаги, в комнату влетел Бореас Мун.

– Господин коронер! Быстрее, господин коронер! Они приехали… Вы не поверите кто!

Скеллен жестом остановил Бригдена, уже поднесшего было железо к пяткам шпиона.

– Тебе надо играть в лотерею, Риенс, – сказал коронер, глядя в окно. – В жизни своей не встречал такого везунчика!

В окне была видна толпа, в центре толпы пара конных. Веда с первого же взгляда знала, кто это. Знала, кто тот худой мужчина с белыми рыбьими глазами, что сидел на рослом гнедом коне. И кто – пепельноволосая девушка на прекрасной вороной кобыле. Руки у девушки были связаны, на шее – ошейник. И синяки на распухших губах.

Высогота вернулся в хату в отвратительном настроении, угнетенный, молчаливый, даже злой. Это было следствие разговора с кметом, приплывшим на лодке забрать шкуры. Возможно, последний раз до весны, сказал кмет. Погода портится со дня на день. Слякоть и ветер такие, что страх на воду выходить. По утрам на лужах лед, того и гляди снег повалит, а после него – морозы, вот-вот река станет и заливы, тогда прячь лодку в сарай, сани вытаскивай. Но на Переплют, сам знаешь, даже на санях нельзя, разводье тут на разводье…

Парень был прав. Под вечер набежали тучи, с темно-синего неба посыпались белые хлопья. Порывистый ветер положил сухие камыши, белыми гривками загулял по поверхности разлива. Стало пронизывающе, чувствительно холодно.

«Послезавтра, – подумал Высогота, – праздник Саовины. По эльфьему календарю через три дня Новый год. По человечьему нового года надо подождать еще два месяца».

Кэльпи, вороная кобыла Цири, топотала и фыркала в овчарне.

Войдя в халупу, он застал Цири копающейся в сундуке. Он позволял ей это, даже одобрял. Во-первых, совсем новое занятие после поездок на Кэльпи и листания книг. Во-вторых, в сундуках было множество вещей его дочерей, а девочке нужна была теплая одежда. Несколько смен одежды, потому что в холоде и влаге требовался не один день, прежде чем выстиранные тряпки наконец высыхали.