Башня Королевской Дочери

Песня окончилась смертью и позором, сломанным мечом и человеком, обречённым на скитания и утрату имени. Не успел последний отзвук песни замереть под сводами зала, как Радель запел что-то героическое, подстраиваясь под вкус аудитории. Ему снова начал подпевать хор. Д'Эскриве не пел, но Джулианна явственно ощутила, как напряжённость покидает и рыцаря, и Элизанду, сменяясь облегчением; впрочем, Элизанда все ещё казалась напряжённой и держалась настороже.

«Сегодня она ответит на мои вопросы, — сердито подумала Джулианна. — Захочет она того или нет…»

И Элизанда в самом деле ответила Джулианне — правда, не на все вопросы. Когда менестрель во второй раз попросил отдыха для перетруженного горла, Джулианна ухватилась за возможность удалиться, и Элизанда поддержала эту идею. Д'Эскриве отправил клюющего носом Маррона спать и сам проводил девушек до комнаты. Раздеваясь и помогая раздеться Элизанде, Джулианна забросала подругу вопросами, и та отвечала ей — как ни мало пользы было от этих ответов.

— Ты ведь знаешь этого певца, да?

— Раделя? Да.

— А он знает тебя.

— Да.

— Откуда?

— Ах, Джулианна, да его все знают!

— А сьер Антон не знает.

— Ну, может быть. По крайней мере по имени не знает. Но человек с такой судьбой, как у сьера Антона…

— Какой такой судьбой?

— Ты что, ничего о нём не знаешь? Ты же говорила, что отец заставил тебя выучить все родословные в Королевстве!

— Ну, заставил… Я знаю, кто такой граф д'Эскриве, но мне ничего не известно о сьере Антоне. А что с ним такое?

— Спроси его лучше сама.

— Ладно, но он ведь ничего мне не рассказывал…

— Наверное, просто потому, что ты не спрашивала. Спроси его, с чего он вдруг вступил в Орден. Вы так подружились, что он всё тебе расскажет. Он не делает тайны из своего позора.

Разве они подружились? Может быть, хотя и не так крепко, как намекала Элизанда. Джулианне нравился рыцарь, он заинтересовал её — так же как и она его, в этом Джулианна была уверена. Но она подозревала, что Элизанда напрашивается на ссору, чтобы избавиться от дальнейших вопросов.

— Может быть, я так и сделаю. А откуда ты знаешь Раделя?

— Я знаю его очень давно. Всю жизнь. — Это было сказано довольно сердито. — Он не всегда был менестрелем.

— А кем ещё?

— А кем бы ты хотела, чтобы он был?

— Для начала человеком, который прямо отвечает на вопросы. Эта его песня, «La Chanson de Cireille»…

— Ну и что?

— Я бы решила, что это просто меланхолическая пасторелла, но она была спета специально для тебя. Странная песня, незаконченная — но не более того. Но она разозлила тебя и довела до слёз. Почему?

— Не будь там меня, — хрипло отозвалась Элизанда, — он и не подумал бы её петь. Я не хотела слышать её, и поэтому он её и спел. Это меня рассердило. Мне всегда грустно от этой песни, поэтому я и расплакалась. И вообще я бы с радостью не слышала её ещё сто лет!

— Что она означает?

— Что люди уходят, когда им этого не следует делать.

— Элизанда, кто этот человек?

— Как видишь, сейчас его зовут Радель. У него есть и другие имена. Он странник, бросил дом. Был солдатом, земледельцем, магом, торговцем, вестником… много ещё кем. А теперь вот менестрель — — это у него тоже неплохо получается.

«А кто такая ты?» — хотелось спросить Джулианне, но она уже задавала этот вопрос Элизанде, когда та была в более спокойном настроении, и не получила удовлетворительного ответа. Лезть с этим вопросом сейчас означало бы сотрясать воздух впустую.

— Ну-ну. И что же стоит между вами?

— Жизнь, — вздохнула Элизанда. — И смерть, — горько добавила она. — Этого не прощают. Этим вечером он поступил как трус, он не должен был делать того, что сделал. — Элизанда бросилась на постель и поспешно попросила: — Джулианна, не надо больше вопросов. Я так хочу спать…

Джулианна не стала больше расспрашивать подругу, но так и не уснула и подозревала, что Элизанду тоже мучает бессонница. Она лежала, прислушиваясь к горькому молчанию подруги, и чувствовала, что попала в ловушку, в лабиринт тайн, где любой ответ приводит к новым вопросам. Впервые в жизни она горько пожалела о том, что не сможет проспать эту ночь в одиночестве.

Они крались тенями у подножия одной большой тени. Весь свой путь они прошли только для того, чтобы попасть сюда и убивать. Протянув руку, Джемаль мог коснуться скалы, ощутить под пальцами её холодную зернистую и влажную поверхность, хотя до выпадения росы оставалось ещё несколько часов — она появляется перед рассветом. Откинув голову, Джемаль видел небо, полускрытое огромным утёсом с массивной крепостью на вершине. Крепость, впрочем, видна не была. Джемаль с товарищами долго наблюдали за ней из укрытия и уже поняли, что она стоит на самом краю крутого обрыва.

Внезапно рядом с Джемалем встал Джезра; он потянулся, положил руки на камень и легко и проворно полез вверх. Не успел Джемаль сосчитать до пяти, как ноги Джезры оказались выше его роста — юноша успел подняться из засады. Их товарищи тоже полезли вверх, пробуя свои силы, — чёрные тени на чёрном.

— Ты далеко? — шёпотом спросил Джемаль. Сверху раздался негромкий смешок, и друг спрыгнул наземь.