Башня Королевской Дочери

Я вышел на край вожделенной земли,
Прошёл по реке между горных вершин,
Прошёл мимо замка, что мёртв и покинут,
Ворот, что рассыпались, башен, что пали.
За замком был сад, в изобилье плодовом,
Плоды устилали собою всю землю,
И некому было поднять и собрать их.
Я юн был и глуп был, я был безрассуден,
Я яблоко взял и вкусил его сладость.
И пели вокруг меня дивные птицы,
И воды плескались в размеренном ритме,
Сквозь лес меня звал сей напев в сад укромный,
В высоких стенах, за закрытою дверью.
Сквозь щели ворот мне видны были розы,
И маки, и дева, что с песней рвала их
И голос её был речным и был птичьим,
Слова же той песни горчили тоскою:
«О, куда ты ушёл, на кого нас покинул?
Жесткосердный, нас бросил и предал, и сгинул.
Ты обманул нас, обеты и клятвы нарушив,
Имя твоё, как проклятье, останется в душах».
Я звал эту деву — она не слыхала.
Я честью поклялся, что зла не замыслю,
Любимый покинул прекрасную деву,
Я жаждал любить её, оберегая.
Пусть стены высоки — они одолимы,
Мне под ноги древо подставило ветви,
Я встал меж шипов ежевичных свирепых
И снова позвал, но не слышал ответа.
В саду не цвело ни единого мака,
Земля заросла только тёрном бесплодным.
Здесь не было девы, здесь только гнездилось
Одно одиночество вкупе со скорбью,
И тут я запел, как вернувшийся рыцарь:
«О, зачем ты ушла, отчего не дождалась?
Долг позвал меня прочь, и тропа затерялась.
Я оставил тебе своё имя, ты украла его, как вор.
Я оставил тебе любовь, ты её обрекла на позор».

Джулианна ждала ещё одного куплета, завершения, ответа на страшные обвинения песни, однако раздался только всхлипывающий звук струн, приглушённых ладонью музыканта. Менестрель склонил голову и умолк.

Джулианна снова посмотрела на Элизанду и увидела, что глаза подруги поблёскивают. Она так и не поняла, что это — гнев или слезы.

Негромкое бормотание в толпе только подчёркивало тишину. На этот раз аплодисментов не было — да Радель и не ждал их. Через минуту он поднял голову — не слезу ли заметила Джулианна на его щеке, над тёмной бородой? — и вновь опустил руку на струны.

На этот раз он запел балладу, старую историю о двух братьях, которые любили друг друга, но честь заставила их биться между собой, пока оба не пали бездыханными. Про себя Джулианна порадовалась, что у Элизанды есть время прийти в себя. Но этот человек, Радель, был сущим дьяволом по части выбора песен — или же дьявол затаился тут в камине: Джулианна заметила, что д'Эскриве побледнел и застыл, остановив на менестреле взгляд глаз, казавшихся сейчас бездонными ямами. Стоявшему позади него Маррону тоже было неуютно, он то смотрел на хозяина, то отводил глаза. Джулианна с трудом могла вздохнуть; больше всего ей хотелось схватить Элизанду за руку, выскочить из зала и убежать подальше от этих непонятных тайн.

Однако это было невозможно — её положение не позволяло подобных выходок. Тогда Джулианна взяла опустевший кубок и легонько постучала им по столу, привлекая внимание Маррона. Юноша сразу заметил движение и пошёл вокруг стола, заново наполняя все кубки. Что ж, по крайней мере он отвлёк внимание сидевших в камине. Краем глаза Джулианна заметила, что д'Эскриве сделал глубокий медленный вдох и слегка тряхнул головой, словно отгоняя какие-то невысказанные мысли.