Башня Королевской Дочери

— Ладно, — заговорила наконец Элизанда. — Похоже, мне так и так придётся кого-то предавать. Предавать многих — а это может привести к беде. Но я не могу отпустить тебя одну. Кроме того, когда ты уедешь, я окажусь в неприятном положении. Придётся идти с тобой по двум причинам — ради меня и ради тебя. Я не хочу окончить свои дни в одной из камер, которые здесь так любят. Решено, я пойду и покажу тебе путь.

Джулианна поцеловала подругу, один раз пылко и ещё два раза по обычаю, в обе щеки. Договор был заключён — и нарушить его было невозможно.

Вопрос о том, как уйти — точнее, как сбежать, — стоял перед ними во весь рост, но у Джулианны в этот вечер не было охоты задавать вопросы. Скоро придёт утро. Тогда она спросит обо всём, что её интересует, и заодно в который раз попытается выяснить, зачем Элизанда пришла в Рок и почему не желает покидать крепость. Было похоже, что ответ на эти вопросы один и тот же, и Джулианна решила, что узнает его не позже чем завтра.

Она отправилась в постель. Элизанда последовала её примеру, бесшумно разделась, погасила светильники и легла в полной темноте. Однако Джулианна долго ещё лежала с открытыми глазами, глядя сквозь тьму в потолок, но видя перед собой совсем другие вещи. Она не заговорила с Элизандой, но подозревала, что та последовала её примеру и в этом.

Следующим утром девушки проспали колокол, проспали молитву и могли проспать ещё дольше. Джулианна вообще охотно провела бы в кровати полдня. Однако её сознание проснулось и разбудило её вопросом: чем она, собственно, занимается, отдыхает или прячется? — и ответ поднял её с постели, словно короткий приказ.

Она растолкала и Элизанду, сладко улыбаясь, чтобы ещё больше разбередить её совесть своей добродетельностью; впрочем, скоро они обе были рады, что Джулианна разбудила подругу. Джулианна принесла кувшин прохладной воды, стоявший на лестнице (его поставил перед молитвой один из монахов), и они с Элизандой умылись. Едва успев одеться, девушки услышали шаги на лестнице, кашель и поскребывание ногтем по занавеске.

— Входите.

Вошёл Блез. Джулианна ещё раньше узнала его по тяжёлым шагам, так непохожим на шарканье сандалий, в которых ходили монахи. Вот уже второе утро подряд сержант приносил девушкам поднос с завтраком; второе утро подряд Джулианна замечала, что он краснеет и старательно отводит глаза, словно чувствуя вину за то, что дерзнул войти в комнату госпожи прежде, чем та соизволила покинуть её. «А ведь он едва не застал нас в постели, — подумала Джулианна. — Интересно, что бы он сделал тогда? Наверное, умер бы со стыда…»

— Доброе утро, Блез. Вы снова решили прислуживать нам?

— Мадемуазель, я взял поднос у брата, который нёс его вам. У меня для вас весть. Его милость прецептор будет рад, если вы посетите его сегодня утром в свободное время.

— Он прекрасно осведомлён о том, что у нас всё время — свободное, так что это, видимо, следует считать приказом. А зачем я ему?

— Не знаю, мадемуазель, — флегматично отозвался сержант. Похоже было, что он все прекрасно знает, но не намерен ничего рассказывать — то ли потому, что ему было приказано молчать, то ли потому, что это было не его дела. Как бы то ни было, он молчал.

— Он имел в виду, что надо явиться немедленно? — с ноткой грусти в голосе осведомилась Джулианна, не сводя глаз с подноса. Она была голодна — всё-таки позади остался тяжёлый день и бессонная ночь. Дипломатия, конечно, ждать не любит, но…

— Насколько я понял, сразу после завтрака, мадемуазель.

Разумеется. Прецептор тоже был дипломатом. Умиротворённая Джулианна кивнула.

— А меня он не имел в виду? — встряла Элизанда.

— Не знаю, мадемуазель. Он приказал мне передать весть мадемуазель Джулианне.

Для Блеза это явственно означало «нет», но Джулианна рассудила по-своему и готова была защищать это своё решение.

— Разумеется, он имел в виду и тебя. Ты ведь моя компаньонка, моя чаперонка, — заявила она с вредной улыбкой. «Кто его знает, вдруг мне понадобится защита чаперонки, может быть, девушек нельзя оставлять наедине с его милостью прецептором…»

Элизанда ответила ей улыбкой и взяла у Блеза поднос.

Пока они ели, сержант дожидался на лестнице, но девушки не торопились. Хлеб оказался мягким, мёд — сладким, овечье молоко — густым и вкусным. А прецептор, будучи занятым человеком, вряд ли не найдёт занятия на свободные полчаса и уж наверняка не станет обвинять гостей в опоздании.

Когда девушки были готовы, Блез провёл их в ту часть замка, где они ещё не были — если только Элизанда не забредала сюда во время своих прогулок. Для Джулианны же место было абсолютно незнакомо.

Ещё один двор, ещё башня; но здесь каменные плиты были устланы камышом, поглощавшим стук сапог Блеза. Стоявший на страже монах открыл дверь личных апартаментов прецептора и с поклоном пропустил гостей, старательно отводя взгляд от женщин, закрывших лица вуалями. Впрочем, это было сделано так осторожно, что Джулианна не могла бы поручиться, что не ошиблась.