Башня

– Никто бы не мог сделать больше вас, Уилл.

– Однако, – продолжал Гиддингс, – есть вещи, которые прошли мимо меня, и единственное, о чем я прошу, – дайте мне время, чтобы выяснить, насколько они серьезны. Неужели я хочу слишком многого?

Фрэзи взял позолоченную авторучку и уставился на нее, пытаясь сосредоточиться.

«Что если во время приема действительно что-то случится? Если вдруг откажет электрооборудование, то каковы могут быть последствия? И если вдруг обнаружатся недоделки внутри здания, не поможет ли это решению его проблем, не даст ли дополнительное время, чтобы найти арендаторов, а может быть, согласиться с губернатором и снизить ставки? И в известном смысле свалить вину на Макгроу и Колдуэлла, то есть на генерального подрядчика и автора проекта, и таким образом получить право утверждать, что кампанию по заключению договоров на аренду великолепных помещений новейшего коммерческого центра «Башня мира» срывают обстоятельства, от него не зависящие? »

Гиддингс сказал:

–  То, что вы задумались о последствиях, уже хорошо.

Фрэзи отложил ручку.

– Но боюсь, что я не смогу вам помочь, Уилл, – Он не много помолчал, затем продолжил: – Отменить церемонию уже невозможно. Мне жаль, что вы этого не понимаете Мы не можем с самого начала сделать Башню посмешищем.

Гиддингс вздохнул и поднялся. Ничего другого он и неожидал:

 – Ну что же, вы хозяин. Мне остается только надеяться, что правы вы, а не я. Что я просто вижу все в черном цвете. Я вижу призраков, когда думаю о том польском здоровяке, который непонятно почему шагнул с лесов в пустоту. Нет, он не имел с этим ничего общего, просто он никак не идет у меня из головы, сам не знаю почему.

Гиддингс подошел к дверям, взялся за ручку, но обернулся:

– Я, пожалуй, зайду к Чарли на Третью авеню и напьюсь, – и вышел из комнаты.

Фрэзи, задумавшись, неподвижно сидел за столом. Он был убежден, что поступает правильно, но хорошо бы выслушать и другую точку зрения. Взяв трубку, он сказал Летиции:

– Соедините меня, пожалуйста, с Беном Колдуэллом.

Через некоторое время телефон загудел. Фрэзи снял трубку. Тихий голос Бена Колдуэлла спросил:

– У вас неприятности, Гровер?

Перед ним на столе все еще были разбросаны бумаги.

– Эти... копии, – начал Фрэзи, – я даже не знаю, как их назвать... ваши чертежи с изменениями... вы о них знаете?

– Знаю.

– Ваш сотрудник их подписал.

– Он говорит, что нет. Я ему верю.

– Эти изменения существенны, Бен?

Бен не колебался:

– Это еще предстоит выяснить.

«Никаких сомнений», – подумал Фрэзи, и эта мысль его утешила.

– Уилл Гиддингс хочет, чтобы я отменил сегодняшнее торжественное открытие.

Колдуэлл молчал.

Фрэзи озабоченно продолжал:

– Что скажете вы?

– О чем? – Это была одна из неприятных привычек Колдуэлла. 

– Я должен отменить церемонию?

– Реклама – не моя область, Гровер, – его тихий голос прозвучал укоризненно.

– Разумеется, нет, – согласился Фрэзи.

Некоторое время они молчали.

– Это все? – спросил Колдуэлл.

– Все. – Фрэзи повесил трубку. Ему пришло в голову, что из всех людей, которых он знал, не исключая губернатора, только Колдуэлл умеет вызвать в человеке ощущение детства, ощущение ученика, уходящего после неприятного разговора в учительской.

«Ну, одно решено. Планы на вечер не меняются».

7 14.10 — 14.30

Губернатор никак не мог принять решение, но, как обычно, в конце концов победил здравый смысл. Нигде не сказано, что он, губернатор штата Нью-Йорк, должен предупреждать мэра о своем визите. С другой стороны, зачем лишний раз гладить кого-то против шерсти? А шерсть Боба Рамсея была известна тем, что легко искрила.

– Я сейчас в Гарвард-клубе, – позвонил он мэру. – Это достаточно нейтральная почва для выпускника Йеля? Если да, то я вас жду. Выпьем по стаканчику. Я угощаю. Потом можем вместе отправиться на открытие чертовой мечети Гровера Фрэзи.

Мэру города Бобу Рамсею было пятьдесят семь лет, он отличался отменным самочувствием, уже второй срок был мэром этого огромного города и наслаждался каждой минутой, проведенной в этом качестве. В его словаре слово «долг» было напечатано самыми большими буквами.

Губернатор, устроившись с бокалом «наполеона» под рукой, в кожаном кресле в углу клубной гостиной, спросил:

– О чем будете говорить в своем выступлении? О братстве людей, которое символизирует «Башня мира»?

Это была излюбленная тема Боба Рамсея. Но Бент Армитейдж умел заземлить самые возвышенные мысли и тема сразу потеряла все свое очарование. Мэр пил черный кофе.

– Я об этом пока еще не задумывался, – сказал он. Это было ошибкой.

Губернатор со своей язвительной улыбочкой был тут как тут.

– Ну, этого не может быть, мой милый. Вы, как Марк Твен, тратите уйму времени на подготовку своих экспромтов. Все мы так делаем. К чему отрицать?

– Я хотел сказать, что еще не решил окончательно, какими заготовками воспользуюсь.

Губернатор внезапно сменил тему:

– Что вы думаете об этом сооружении?

Рамсей снова занялся кофе, лихорадочно обдумывая, какие ловушки скрыты в этом вопросе: