Башни Заката

– Ничто и все – один ответ...
Ничто и все – один ответ...

Истомленные каторжники засыпают, а он еще долго лежит, уставясь в потолочные доски, нависшие почти над самым его лицом. Постепенно музыка уходит, и он снова воспринимает окружающие его негромкие звуки: скрип коек, храп и невнятное бормотание каторжника-хаморианца, заговорившего во сне на родном наречии.

Да, мускулы уже не болят так, как в первые дни работы, солнце уже не обжигает загоревшую кожу, но у него нет ни имени, ни прошлого. Ничего, кроме звучащего в голове шепота, столь тихого, что невозможно разобрать ни слова. И лишь одно воспоминание несомненно – тень с лицом женщины.

Со временем, однако, засыпает и он. Во сне ему видятся золотистые ноты, сверкающие на фоне серых каменных стен, и бескрайние поля белого снега.

– Подъем, бездельники! Живо наружу! – голос утреннего стража звучит даже более грубо и хрипло, чем обычно.

Над каньоном моросит дождь, не прибивая пыли, а образуя в воздухе туманную взвесь. Для дорожных работ пыль – дело такое же обычное, как разливаемая черпаком утренняя овсянка. И лишь вода, чистая холодная вода напоминает о падающих белых хлопьях и песне.

Деревянная миска выпадает из рук безымянного, овсянка расплескивается по камню. Глаза юноши широко раскрыты, но он не видит ни тумана, ни остальных каторжников, ни стражей.

– Не-е-е-е-е-ет!..

Пронзительный крик звучит и звучит, бесконечно долго, и юноша с серебристыми волосами даже успевает удивиться, как это стражи ничего не предпринимают. Хотя осознает, что звучит именно его голос и стражи медленно направляются именно к нему. Но главное не это, а холод и белизна его мыслей, нахлынувшие образы...

...необозримых заснеженных просторов под вздымающимися к небу пиками...

...серебряных нот, раскалывающихся о серый гранит стен...

...людей в изумрудных одеяниях, пирующих за высокими столами...

...верховой езды по узким горным тропам...

Он шатается и даже не поднимает рук, чтобы прикрыться от обрушивающихся на него ударов. При первом ударе образы рассеиваются, после второго – человек проваливается во тьму.

Когда безымянный приходит в себя, оказывается, что он не в силах пошевелиться, ибо привязан к столу. Над его головой покачивается влажная парусина. Капельки воды, скопившиеся в складках изношенной ткани, просачиваются внутрь, падая и на каменный пол, и на его полуобнаженное тело.

Темноволосая целительница скользит по нему взглядом, хотя сейчас она занята совершенно другим: накладывает пластырь на резаную рану на руке лысого истощавшего каторжанина, бывшего некогда волосатым толстяком.

– Это должно помочь, но постарайся не допускать загрязнения.

Она говорит «постарайся», поскольку прекрасно понимает: каменная пыль проникает решительно повсюду.

Юноша с серебряными волосами закрывает глаза и старается выровнять дыхание.

– С ним все?

– С этим? Да.

– А как насчет серебряной башки?

– Дыхание выравнивается, но, пока он не очнулся, ничего определенного сказать не могу. Два таких удара по голове свалят кого угодно.

– Ну и не велика потеря. Он же ненормальный, даже имени своего не знает.

– Может, никогда и не узнает, если ты будешь бить его дубиной по черепу.

– Так он ведь спятил. Сущий псих.

– Он что, па кого-нибудь набросился?

– Не то чтобы набросился... Вдруг ни с того, ни с сего как заорет: «Нет!» Истошно так заорал, во всю глотку, вопит и ни в какую не прекращает. А магам это очень не понравилось. Ну, Джеро и огрел его по башке... От магов бы ему хуже досталось.

– Ладно. Я дам тебе знать, как у него дела, когда выясню.

Удаляющиеся шаги. Охранник и лысый уходят. Затем прямо над ним – женский голос:

– Они ушли.

Юноша дергается.

– Полегче. Сейчас развяжу.

Он расслабляется, а когда путы спадают, пытается пошевелиться. Голова раскалывается от боли.

– Лежи. Садиться пока не пробуй.

Он медленно открывает глаза и видит лицо целительницы. Та пристально всматривается в его лицо.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Не... знаю... – бормочет он и тут же, ощутив откуда-то знакомую тошноту, поправляется: – Не совсем понимаю.

Она медленно кивает:

– Пожалуй, завтра ты сможешь вернуться к работе, но тебе придется проявить осторожность. Многое ты будешь видеть не так, как раньше. Настройка может оказаться нелегкой.

Повернувшись к открытому выходу из палатки, она продолжает:

– В пяти кай по направлению к Джеллико находится красивая долина. Маги сохранили ее для будущей гостиницы или места отдыха. Туда можно попасть по речке. Оттуда, через северные долины Кертиса, лежит путь в Слиго.

Тяжелые шаги заглушают шум барабанящего по палатке дождя.

– Дай-ка я снова загляну тебе в глаза, – говорит целительница.

– Э, да я гляжу, он очухался! – рычит возле входа в палатку охранник.

– Удар был не настолько силен, чтобы его убить, но голова у него болит сильно. Если сегодня дать ему отдохнуть, он поправится. Но приступы головокружения могут повторяться в течение нескольких дней. Так что если во время работы он вдруг зашатается или сядет на землю – не удивляйся.

– И сколько это будет продолжаться?