Башни Заката

– Ты совершенно прав, но ведь мне и не нужно ничего говорить, а уж тем паче ничего доказывать, – парирует Креслин и, слегка отвернувшись от блондина, продолжает разговор уже с рыжеволосой: – Прошу прощения, милостивая госпожа, но Крыша Мира – не то место, где в ходу гладкие да льстивые речи, даже если дело касается консорта. Потому я не слишком искушен в уклончивых ответах.

С улыбкой, одновременно и насмешливой и смущенной, она склоняет голову:

– Я ценю твою прямоту, Креслин. Жаль, что ты не пробудешь здесь долго. Твои слова таковы, что... некоторым есть чему у тебя поучиться, – и добавляет, обращаясь к соседу с другой стороны: – Я не сомневаюсь, Дрерик, что в более непринужденной обстановке наш гость сказал бы куда больше.

Дрерик кивает и тут же спрашивает свою соседку слева:

– Доводилось ли милостивой госпоже слышать о слигонских гитаристах?

Креслин помнит о необходимости проявлять учтивость. Поэтому ему удается не скривиться. За внешней вежливостью речей Креслин ощущал скрытую иронию – и в голосе рыжеволосой, и в ответах Дрерика.

– А что ты скажешь о Сарроннине? Думаю, этот вопрос вполне безобиден, – смеется рыжеволосая, чье имя он так и не узнал.

– Насколько могу судить, – осторожно отвечает юноша, – край выглядит процветающим. Дороги, во всяком случае, содержатся прекрасно, а люди, которых мы видели по пути, не отрывались от своей работы. Но некоторые махали проезжающим, а это указывает на общее довольство.

– Тебе не откажешь в осторожности.

– Жизнь на Крыше Мира к этому приучает.

– Тем более что ты, как я понимаю, единственный мужчина, занимающий столь видное положение в рядах самого грозного войска Закатных Отрогов.

– Положение? – Креслин заливается смехом, на сей раз вовсе не деланным. – Милостивая госпожа, все мое «положение» определятся исключительно волей маршала.

– Но ведь ты консорт-правопреемник.

– Лишь пока маршал правит Западным Оплотом.

– Не вижу разницы.

Креслин пожимает плечами.

– Ну, если иметь в виду маршала и мою сестру Ллиз, то разницы, пожалуй, и вправду нет. Однако пост маршала не наследуется автоматически. И теоретически капитаны стражи могут избрать маршалом другую.

– И насколько это вероятно?

– Сейчас? Ну, сейчас вряд ли. Я полагаю, что эта традиция сохраняется на тот случай, если маршалом станет слабая женщина. Живущим за счет Предания необходима сила.

«Траммм!»

Одна-единственная нота взлетает с помоста, где расположилась тройка музыкантов в ярко-голубых туниках и штанах. Двое мужчин и женщина. С гитарами на коленях, но инструменты у них разной формы и разного размера.

По мере того как эта нота воспаряет к высокому, темному, обшитому деревом потолку, Креслин отмечает ее слабое, угасающее свечение. Отблеск золоченого серебра.

– О гитаристах из Слиго ходит добрая молва. Они считаются хорошими музыкантами, – решается сказать он.

– Это не то слово. Этак можно назвать «хорошим музыкантом» и самого Верлинна.

– Верлинна?

– Мастера созвучий из Южного Оплота. Ты никогда не слышал его игры? По слухам, он некоторое время жил у вас, в Западном Оплоте.

– Маршал любит музыку, и у нас останавливаются многие музыканты. Однако имя Верлинн ничего мне не говорит.

– Ты можешь и не помнить. Он сгинул где-то в снегах Закатных Отрогов много лет назад, но люди постарше не забыли его и по сей день. Кстати, у него, как и у тебя, были серебряные волосы, а это встречается нечасто.

– Что правда, то правда, – соглашается Креслин. – И если так, то, возможно, я все же слышал его игру. Мне вспоминается гитарист с серебряными волосами: его ноты были правдивы.

– Правдивы? Когда речь идет о нотах, это звучит странно. Возможно, когда-нибудь ты растолкуешь мне, что имел в виду.

При всей наигранной легкости в ее словах звучит смутное предостережение, словно «правдивость» нот – не та тема, которую позволительно обсуждать за столом. Креслин воспринимает этот намек с благодарностью, ибо «растолковать» значило бы открыть слишком многое, а ложь причиняла ему мучения. Воспользовавшись возможностью промолчать, он переводит взгляд на приступающих к игре гитаристов.

V

Бросив, как ему кажется, уже сотый взгляд на лежащий за открытыми створчатыми окнами регулярный сад, Креслин вздыхает и бормочет:

– Ну все, хватит.

– В каком смысле? – не понимает Гален.

– В том самом, что я собираюсь выйти.

– Креслин! Но маршал...

– Она не приказывала мне сидеть взаперти в спальне, а только велела держаться подальше от неприятностей. Прогулка в саду никаких неприятностей не сулит, он во внутреннем дворе.

– Позволь мне, по крайней мере, дать тебе провожатого.

– Я не нуждаюсь в охране.

– Это не для охраны. А для обозначения твоего статуса как гостя.

– Я не намерен ждать.

– Мне потребуется один момент.

– Ловлю на слове. Один момент – это все, что есть в твоем распоряжении.

Гален стремительно выбегает в дверь, соединяющую покои консорта с апартаментами маршала, и возвращается прежде, чем Креслин успевает застегнуть поверх липнущих к ногам шелковых штанов пояс с мечом.

– Креслин, но клинок...

Рядом с Галеном стоит тот самый юный герольд, который сопровождал консорта и маршала в трапезную.