Башни человеческих душ (СИ)

Больничная столовая располагалась на первом этаже, слева от главного входа. Это было достаточно просторное помещение с высокими потолками и белыми длинными окнами с правой стороны, выходившими на лужайку; перед ними располагался небольшой стальной бортик серого цвета, проходивший на уровне человеческого живота. Все стены были выкрашены в больничный белый цвет, от чего даже вечером здесь было относительно светло. Группами одиноко стояли столики на четырех человек с деревянными стульями. Сразу за ними располагалась стойка, где пациентам накладывали еду; за ней шла кухня, состоящая из нескольких печей, склада продуктов, рабочих столов и посудомоечной. Слева располагалась специальная комната для врачей и медицинского персонала, которую отделяла от основного зала плотная оцинкованная дверь песочного цвета. В данной столовой за раз могло уместиться до 100 пациентов и 50 человек персонала, но сейчас она пустовала.

Профессор быстро окинул взглядом просторный зал, который когда-то был заполнен почти до отказа. В его голове эхом проносились разные звуки, присущие столовым, но он быстро отогнал их прочь. Карл Фитцрой, Август и двое санитаров уверенно отправились к столику, который располагался рядом с раздаточной стойкой, где их уже ожидал горячий суп. Кое-как уместившись на своих местах, каждый взял по ломтю свежего хлеба и принялся за еду. Профессор с удивлением обнаружил, что сильно проголодался, а потому, когда Долорес вынесла второе, набросился на него с еще большим аппетитом.

Готфрид и Вильгельм расправились с едой весьма быстро, а потому поспешили покинуть столовую. Долорес передала им подносы с едой для пациентов, и коротко поблагодарив её за чудный обед, они удалились. Профессор и Август все еще сидели на своих местах, лениво попивая яблочный компот, который оказался немного сладковатым. К ним подсела кухарка, принеся еще по стакану компота, после чего произнесла с грустью в голосе:

– Кто бы мог подумать, что когда-то здесь будет так тихо, словно само время остановилось на какое-то мгновенье, оставив лишь пустоту.

– Дорогая Долорес, я больше чем уверен, что скоро наступит то время, когда на кухне будет снова толпиться уйма народу, а какой-нибудь безумный пациент начнет забрасывать едой своих товарищей. – Подбодрил её профессор.

– Вы так думаете? Честно признаться, мне не хватает здесь живого общения и, порой, я скучаю по тем небольшими инцидентам, которые были раньше. Уже никто не забрасывает стены картошкой и не бросается горошком в санитаров. У вас хотя бы есть Август, у Вильгельма – Готфрид, а у меня лишь кастрюли да поварешки.

– Мне кажется, что скоро нам скучать, совсем не придется. Война только закончилась, еще не всех солдат выпустили из казарм. Многие возвращаются домой уже не теми людьми, которыми были когда-то. Им всем рано или поздно понадобиться помощь доктора. Ну а тем, кому не смогли помочь городские поликлиники, бросят сюда на произвол судьбы. Возможно, областной госпиталь перешлет немного врачей, медсестер и санитаров, и глядишь, жизнь потихоньку наладится. Такое большое здание не будет проставить слишком долго.

Долрес уверено кивнула, словно слова доктора подарили ей небольшую надежду, и принялась рассказывать о планах на ужин. Профессор и Август заверили, что придут в таком же составе, и, поблагодарив за обед, отправились в кабинет, где продолжили работать до самого вечера. Они долго просидели над разделом, который был посвящен психопатологии, но так и не смогли составить четкую структуру из-за небольшого количества работ ученых по этой теме. Большую часть текста доктору Фитцрою пришлось писать самому, используя опыт и личные наблюдения.

К семи вечера, когда солнце уже значительно склонилось к горизонту и стало отбрасывать кроваво-красные лучи, какие бывают только после дождя, профессор сделал второй за день обход пациентов, положительно отметив, что все подносы с едой были пустыми. На этот раз он взял с собой стетоскоп и сфигмоманометр. Ему пришлось потратить немало времени, чтобы убедить Пациента №1 хотя бы сесть на кровати, дабы послушать его легкие и измерить давление. Спустя почти полчаса уговоров, доктор просто обижено отвернулся и уставился в решетчатое окно, наслаждаясь закатом. Эффект произвел свое действие; пациент, словно ребенок, который чем-то обидел родителя, покорно сел на кровать, свесив ноги. Сделав свое дело, профессор успешно осмотрел оставшихся двух пациентов, подольше задержавшись у последнего. Бедняга был до сих пор дико напуган и даже то успокоительное, которое ему подмешивал в питье, не давало положенный эффект. Профессор отметил его учащенный пульс и слегка повышенное давление, что быстро занес в журнал. Он пытался поговорить с ним, чтобы разрядить обстановку и как-то подбодрить парня, но тот лишь смотрел в пустоту, периодически сотрясаясь всем телом.