– Думаю, что с ним все будет в порядке, мы и так его весьма взволновали, не будем лишний раз ему докучать. А осмотр можно провести и вечером. Кстати, надо сказать Готтфриду и Вильгельму, чтобы они выводили обедать нашего второго пациента в общую столовую, а не носили ему еду. Он вполне адекватен и сможет принимать пищу в общем зале, никому не навредив. Так он быстрее обретет состояние реальности и сможет восстановить свою память. Кто знает, какие предметы, звуки или запахи заставят его мозг шевелиться? Если с остальными дело пойдет лучше, они смогут обедать все вместе, а после будем давать им выполнять какую-нибудь работу в саду или выводить на прогулки по вечерам. Чем скорее мы распутаем этот узел, тем быстрее там наверху увидят, что мы не просто дармоеды, а тоже кое-чего стоим. – Профессор прочистил горло и протер рукавом лоб. – И может быть тогда, к нам снова потекут реки пациентов и врачей, готовые разбираться в хитросплетения человеческих душ!
– Дай то Бог, профессор. – Спокойно изрек Август.
Дав новые указания Готфриду и Вильгельму, профессор и Август поспешили к себе в кабинет. Два санитара были отставными военными, которые не смогли найти себе работу в мирной жизни, и после того, как они познакомились в одном охранном агентстве, стали работать вместе, словно были знакомы всегда. Было в них конечно и что-то общее: квадратная короткая стрижка, кривой нос, как следствие полученной в драках травмы, глубокие борозды морщин по щекам и мелкие пучки у глаз. У Готфрида были светлые волосы, тронутые сединой, у Вильгельма, напротив, в темной копне почти не было видно серых волосков. Ростом оба были под метр девяносто, из-под белых рубашек с короткими рукавами, выглядывали упругие мышцы. У Готфрида был высокий и грубый бас, который разносился на несколько метров вокруг, у Вильгельма же был тихий и спокойный голос и поставленная речь, несмотря на проскакивающие нотки армейского просторечия. Оба были женаты, у Готфрида было две девочки, у Вильгельма три мальчика. На работу в клинику попали совершено случайно, после того, как обанкротилось охранное агентство. И хоть они совсем ничего не смыслили в медицинской науке, но могли в два счета скрутить любого сумасшедшего, независимо от его комплекции, за что высоко ценились. После того, как клиника начала приходить в упадок, согласились остаться работать на прежнее жалованье, работая круглосуточно в течение двух недель, пока их не сменяли менее увесистые санитары Йоханн и Фридрих из больницы Брюкеля.
3
Закрывшись в кабинете, профессор и Август принялись живо обсуждать произошедшие изменения.
– Спокойно, дорогой друг, – сказал профессор, распахивая створку окна; сразу же с улицы в комнату ворвался поток свежего воздуха, обдав его с ног до головы, – сейчас необходимо все тщательно задокументировать, чтобы не упустить не одну из важных деталей.
Он уселся на стул и достал личные дела пациентов, куда переписал по памяти слова каждого и их жалобы, после чего принялся заносить научно сформулированные наблюдения в отдельные медицинские листки, которые шли к каждому личному делу. Покончив с этой работой, он обнаружил, что его желудок уже подает сигналы голодного урчания. А ведь он не ел ничего с самого утра, не считая одной чашки кофе! Профессор бросил взгляд на часы и обнаружил, что время завтрака уже прозевал. До обеда оставалось еще три часа, и наверняка у Долорес можно обнаружить что-нибудь съестное, но спускаться ради пары бутербродов и чашки кофе на первый этаж как-то не хотелось, а старый стул с сиденьем, набитым ватином, сегодня как назло был мягче и уютней, чем в любой другой день. Сложив бумаги, профессор достал чайник и поставил его на плиту, после чего начал накладывать себе в чашку кофе и сахар, дабы утолить этим чувство голода. Август тоже решил не отказываться от бодрящего напитка.
Расположившись поудобней с чашками кофе наперевес, они наконец-то смогли поговорить в спокойной обстановке.
– И что вы обо всем этом думаете, профессор? – поинтересовался Август, пригубив горячую жидкость и ощутив на языке горьковатый вкус из-за того, что положил мало сахара.
– Безусловно, мы имеем дело с чем-то более серьезным, чем с просто посттравматический синдром. Здесь кроется какая-то загадка, – это точно.
– Вы думаете?