Башни человеческих душ (СИ)

Поселение постепенно разрослось, захватывая все новые территории, население выросло до десяти тысяч человек. Кругом царила чистота и порядок. На улочках часто встречались цветочные клумбы и небольшие фонтаны. На площади перед городской ратушей воздвигли памятник Эрнесту Брюкелю из черного гранита на цилиндрическом постаменте; на нем основатель деревни гордо взирал в сторону уже заброшенных шахт, держа в руке на груди свой любимый котелок. От первых бараков практически ничего не осталось. И только одно единственное строение, прямо у железнодорожной станции, сохранило практически первозданный и ухоженный виде. По легенде в нем один раз довелось переночевать самому Брюкелю (ныне здесь располагается местный исторический музей).

6

Подъезжая к деревне, профессору ударили в глаза, заходящие солнечные лучи, которые отсвечивали от красных черепиц. Он инстинктивно прикрыл лицо левой рукой, продолжая следить за дорогой, пока не въехал под тени домов. На улицах было достаточно оживленно: все-таки был конец рабочего дня, и толпы усталых рабочих сновали туда-сюда, возвращаясь под крышу домашнего очага. Но большая часть народа просто прогуливалась без какой-либо цели, чтобы подышать свежим воздухом. Вдоль дороги стояли продавцы разнообразных сладостей, пирожков и горячих булочек. Сквозь приоткрытое окно машины, к профессору долетел запах свежей выпечки, от чего у него потекли слюнки, и он не удержавшись, остановился возле лавки пекаря, купив булочку с вишневым вареньем.

Как ни странно, ничто не говорило, что в стране недавно закончилась война и они находятся под оккупацией коалиции Трех государств: военных комендантов здесь не было, как и не хватки необходимых продуктов. Когда война только начиналась, правительство постановило увеличить посевные площади для нужд армии – вот и все, чем коснулась война Брюкеля. Здесь мало кого призывали на фронт: фермеры и рабочие также нужны были стране и в тылу, а потому можно было пересчитать по пальцам семьи, мужья и сыновья которых, отправились воевать.

Профессор не спеша подъехал к своему двухэтажному дому из красного кирпича на улице Шахтеров, который ему выделило правительство из государственного фонда недвижимости. Дом, конечно, был в весьма заброшенном состоянии, и потребовалось много времени, чтобы привести его в божеский вид. Тогда Карл Фитцрой был моложе на двадцать лет, и сил у него было в два раза больше. И конечно с ним была Грета, которая приложила сюда свою женскую руку. При мысли о ней у профессора сжалось сердце. Вот уже год, как её нет с ним рядом. Было тяжело видеть, как она умирала от пневмонии после того, как попала осенью под холодный дождь. Что он только тогда ни делал, чтобы спасти её! Сколько больниц объездил, сколько докторов приводил! Но болезнь оказалась быстрее, и через месяц она умерла. Ей было семьдесят лет. Она не дожила до своего дня рождения в декабре каких-то пару месяцев.

Профессору каждый раз было тяжело возвращаться в этот большой пустой дом, где когда-то они жили вместе, нянчили внуков их дочери и двоих сыновей, которые теперь живут в городах, далеко отсюда. После ее смерти, они старались навещать его раз в месяц, но и это удавалось не всегда. А теперь, из-за войны, визиты и вовсе прекратились. Их дочь Бриджит работала медсестрой в госпитале, день и ночь ухаживая за раненными солдатами. А двое сыновей, Артур и Гофман, были заняты налаживанием торговли строительными материалами с регионами, которые пострадали в ходе боевых действий. Вдобавок ко всему у всех были свои семьи и дети, которым был нужен уход и забота. Профессор это прекрасно понимал и не осуждал их выбора, вспоминая, что и сам не часто навещал родителей, когда обзавелся семьей. Видно сейчас судьба просто отплатила ему той же монетой.