Башни Анисана (СИ)

– Про то, что мы семья, многие знают, – ответил Гиб Аянфаль, – а твоё имя даже не внесено на карточку. Так будет безопасней. Кроме того, Гиеджи сама испытывает трудности перед лицом волн. А Ае слишком известный патриций. Он на стороне Голоса, и вряд ли одобрит те мысли, которые теперь руководят мной.

Эньши раздумывал некоторое время, после чего решительно поднял глаза.

– Я готов, – коротко сказал он.

– Вот и хорошо, – ответил Гиб Аянфаль, – тогда садись удобней, чтобы передача была спокойна. Я открою тебе всё без остатка. Не знаю, что ещё на Анисане могло бы считаться высшим доверием.

Он усадил ребёнка на ложе, а сам встал на колени перед ним и прижался лбом к его лбу.

– Откроешь сознание?

– Сейчас.

– Я начинаю.

Глаза погасли, в голове начал медленно подниматься вихрь. Он почувствовал, как огромные массы информации пришли в движение и устремились в чужую память. Поток воспоминаний так захлестнул его, что он сам оказался как бы внутри него. Бушующий океан постепенно обратился в невиданных размеров реку и мимо глаз плавно потекла вся его жизнь в обратном порядке. Каждый день, всё, что он помнил, каждая мысль, каждая деталь бытия. Как и всякий асай он помнил всё, мог вернуться внутри своей памяти в любое мгновение прошлого. Теперь эта наиподробнейшая биография воспоминаний будет храниться ещё и в чужой памяти. Он передаст всё, не утаит ничего.

Гиб Аянфаль почувствовал, что и его лоб, и лоб Эньши раскалились от быстрой пульсации пыли. Жизнь, вихрем мчащаяся в чужую память, казалось, была нескончаемой. Его терзало волнение, когда мимо проносилось что-то неприятное, о чём он бы предпочёл умолчать. Но если он хочет спасти себя, то должен принести такую жертву: довериться другому полностью. Он не был уверен, что сделал всё правильно. Передача сознания была сложнейшим волновым процессом, осуществить который могли бы только белые сёстры. А он передавал свою жизнь как одну большую и непрерывную историю, наполненную тончайшими деталями бесчисленных мыслей и эмоций. Но что-то давало ему уверенность – даже так он будет спасён.

Наконец воспоминания оборвались на самом первом, которое вмещало мгновения его пробуждения на руках абы Альтаса. Гиб Аянфаль закрыл сознание и отстранился. Эньши со всё ещё погашенными глазами повалился на бок. Гиб Аянфаль, забеспокоившись о том, не была ли столь большая передача информации опасной для ребёнка, подсел к нему ближе. Эньши некоторое время лежал неподвижно, после чего глаза его ожили, и он устало взглянул на Гиб Аянфаля.

– Как ты? – тут же окликнул его строитель.

– Ничего, – ответил ребёнок, – только мне почему-то подумалось, что твои воспоминания заменят мне видения в сонных волнах.

– Возможно, – усмехнулся Гиб Аянфаль, – прости, если некоторые из них окажутся тревожны. Но, жизнь у меня не слишком уж долгая, так что их немного.

Эньши хитро улыбнулся, садясь на ложе.

– Да, если б тебе был целый звёздный цикл, то было бы сложнее!

– Благодарю тебя, – негромко произнёс Гиб Аянфаль, после чего крепко обнял Эньши, прижав к себе. Его переполняла теплота, какую он прежде испытывал только по отношению к родичам. Совершённое им действо как будто бы связало их с Эньши в тонких волнах прочнее, чем что-либо. Теперь эта связь останется нерушима, чтобы ни говорили о ней те, кто заключает родство перед лицом Звезды. Ребёнок, вероятно, чувствовал сейчас то же самое, потому что, высвободившись из объятий, тут же спросил:

– Как думаешь, а если бы я вдруг примирился с Гиеджи, то желание абы Альтаса бы исполнилось? Ну, о том, чтобы мы были все вместе.

– Мне бы хотелось, чтобы так и получилось, – ответил Гиб Аянфаль, – Аба Альтас говорил об этом с консулом Гейст, и, по её словам, только сами тонкие волны могут связать нас. Для этого примирение и нужно. Ладно, Эньши, я пойду. А ты пока отдохни и поешь. Передача такого объема информации отнимает много сил.

Он поднялся, направляясь к выходу, но Эньши звонко окликнул его:

– А куда ты пойдёшь?

Гиб Аянфаль оглянулся, впервые чувствуя его нешуточную тревогу.

– Я просто выйду в сад, не могу сидеть в обители после всего этого.

* * *

Когда Гиб Аянфаль вышел из замковых врат, то упрекнул себя за то, что сказал Эньши не совсем правду. Ему не хотелось сидеть дома, но и просто прогуливаться он не собирался. Проблески интуиции звали его в город так, как будто на вечерних улицах был растворён ответ хотя бы на один из вопросов. Его даже посетило совершено безумное желание направиться к Красной Башне, чтобы увидеть, насколько он разрушена. И поговорить с техниками волн о случившемся. Хиба всегда считал, что они живут своими интересами, не всегда согласными с общими законами Онсарры. В глазах Гиб Аянфаля эта оговорка стала отдушиной протеста, к которому он теперь стремился. Техники помогают всем, и они наверняка знают тех, кто мог бы открыть Гиб Аянфалю иную правду, которую не желает говорить Голос.