– Хорошо, найдите моего денщика, пусть бежит ко мне сюда, и передайте Увальню, чтобы расседлал коня. Наверное, до сих пор его под седлом держит.
– Увальню? – Даже в свете угасающего факела Волков видел, как вытянулось лицо его знаменосца, как округлились его глаза.
– Какого черта вы на меня таращитесь? – грубо спросил кавалер. – В чем дело?
– Дело в том… ведь Александр… – мямлил Максимилиан.
– Что? Ну, говорите!
– Но ведь Александр… убит.
– Что? – Кавалер физически почувствовал, как внутри него холодеет сердце. – Как убит? Где он убит?
– Там… на берегу, – говорил Максимилиан, и, кажется, голос его стал подрагивать.
– Почему вы мне не сказали об этом? – удивился Волков и, повышая голос, повторил: – Почему вы мне об этом не сказали?
– Я… Я думал, вы видели… – Теперь в голосе знаменосца отчетливо слышались слезы. – Он дрался недалеко от вас. Я думал, что вы не хотите говорить о том.
Волков вдруг понял, как он устал, стало вдруг пусто внутри и тошно. На сей раз ему было хуже, чем в тот раз, когда убили фон Клаузевица.
– Да как же это произошло?
– Ну… – начал Максимилиан. – Ну… Как вы велели ехать в обоз, так мы с ним решили не ехать.
– Как вы посмели! – заорал Волков так, что все, кто был в округе, даже раненые, на него посмотрели. – Как вы посмели не исполнять мои приказы?! Глупый мальчишка!
Он стал задыхаться. Хотелось снять горжет, кирасу, да и вообще все латы. Они душили кавалера. Душили так, что стало колоть в груди, и эта боль отдавала в не совсем здоровую левую руку. Ему понадобилась минута, чтобы отдышаться. Факел у Максимилиана уже почти погас, они едва видели друг друга.
– Как его убили? – наконец спросил Волков.
– Ну, он говорит мне: «Ты с арбалетом знатно управляешься, бери его, а я пойду сеньору в помощь».
– На нем были только кираса и шлем, а из оружия всего лишь тесак, – вспоминал кавалер. – Недолго он, наверное, продержался.
Максимилиан молчал, и это его молчание было красноречивее всякого ответа.
Волков поморщился, боль в груди вроде и прошла, но до конца так и не отпускала. Он потер лицо и сказал:
– Найдите моего денщика, стол, стулья, вино, еду, какая есть, и фонари – все сюда несите, сейчас уже, наверное, и офицеры подойдут. А после совета пойдете со мной, покажете место, где он дрался.
Рохе досталось крепко, приехал на телеге с ранеными, вся левая рука, от плеча и до кисти, замотана в побуревшую тряпку. Правое ухо сверху наполовину оторвано, борода справа слиплась от черной крови. А из ноги прямо над деревяшкой торчал арбалетный болт. Капитан стрелков грузно плюхнулся на стул, кривясь и укладывая поудобнее свою раненую руку, а потом и деревяшку с болтом, но голос у него оказался тверд, словно ни усталости не чувствовал он, ни боли.
– А ну, человек, дай-ка вина. И не жадничай, лей побольше.
Гюнтер побежал к нему со стаканом, налил вина.
– Не уходи, – сказал ему Игнасио Роха и сразу залпом выпил вино, снова протянул стакан. – А винцо-то дрянь.
– Тебе нужно к лекарям, – заметил Волков, крутя эфес меча, который так и не спрятал в ножны, туда-сюда, туда-сюда. Кавалер смотрел на торчащий из ноги старого товарища болт.
– Знаю, но сначала хочу послушать, что вы тут решите, – отвечал капитан стрелков, тут же выпивая второй налитый стакан и обратился к Гюнтеру, который хотел отойти от него: – Наливай еще.
– А с рукой у тебя что? И кто тебя так потрепал? – спрашивал полковник.
– Чертовы стрелки. Мы так врезали этому мужичью, что навалились на Рене… Хорошо им врезали. Так они собрали сотню арбалетчиков и полсотни аркебузиров. И эти ублюдки нас и поливали с того берега. А нам, главное, и не спрятаться, не ответить им, мы же пехоту мужицкую тут стреляем. Так и стояли под огнем, пока не стемнело.
– Много потерял людей? – задал вопрос полковник.
– Хилли убит, – как-то уже устало буркнул Роха, глядя на кавалера. А Волков смотрел на него не отрываясь. Капитан стрелков продолжал: – Он руку поднял… Пуля влетела кирасе в подмышку. Падал парень уже мертвым.
«Увалень, Хилли… Кто еще?» Волков молчал. Только так и продолжал вращать меч.
– Человек пятнадцать у меня убито. Человек двадцать пять ранено. Вилли принесет точные сводки, – говорил Роха, снова выпил все вино и крикнул Гюнтеру: – Эй, чего ты там жмешься, дай наконец мне выпить вина.
Волков тоже пил, от вина, кажется, перестало ломить в груди, боль в левой руке тоже затихла. Оба старых воина молчали.