Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

— Так всего того, что взяло всё войско за всю кампанию, будет меньше, чем вы, господин генерал, взяли откупов с городов! — резко говорил Роха. — Ваши сундуки с серебром и золотом уже на трёх телегах не укладываются.

— Все ли так думают?! — Волков вскочил.

— Да, все, все, господин генерал, оттого вы и хотите мира, что вам уже достаточно, вы за богатство своё и волнуетесь, из-за него и рисковать не хотите. Зачем же теперь вам рисковать, теперь у вас взятого с избытком, — продолжал Роха, уже на крик перешёл в запале. — А нам, может, тоже серебро надобно.

Едва не вскочил, уже пальцами за край стола схватился. Но одумался, заткнулся наконец. Генерал же всё выслушал с каменным лицом, ничего майору не ответив. Повара и слуги замерли: ой, что будет! Молодые господа, которые сидели в конце стола, выглядывали, ожидая чего-то. Но никто из них не произносил ни слова.

Остальные же старшие офицеры тоже молчали, отводили глаза. Хоть ничего и не говорили, но видно было, что с Рохой они согласны. И главное, что полковник Брюнхвальд, сидевший, согласно званию своему, прямо по правую руку генерала, тоже молчал. Смотрел себе в тарелку и молчал. Не одёрнул горлопана Роху, не встал и ничего не сказал в поддержку генерала. Словно не было за столом дерзостей и криков.

Генерал со злости швырнул салфетку на стол, встал резко и сказал строго:

— Как доедите, господа офицеры, так ступайте к своим ротам. Утром снимаем лагерь.

И пошёл в свой шатёр и злой, и голодный.

Глава 35

Пленных отпустили, когда полдень уже давно был, когда пушки уже перетянули на северный берег реки, и последние охранники пленных по командованием капитана Рене тоже перешли реку. Волков к тому времени был уже в миле к северу от города. Ехал со своим выездом почти в голове уходящей к Висликофену колонны. Он всё ещё был не в духе после вчерашнего разговора с офицерами. Признаться, он, ко всему прочему, был не только зол, но и удивлён. И злился он, как это ни странно, как раз не на Кленка, который больше всех, оказывается, ратовал за продолжение войны. И даже не на Роху, который говорил с ним с неподобающей дерзостью. Злился он на Карла Брюнхвальда. На человека, с которым он неожиданно для себя сблизился и который стал тем, обществом которого он никогда не тяготился. Кленк — ландскнехт, пёс войны, с него взять нечего, у него каждый год новый наниматель, Волков ему не друг и не родственник. У Кленка семья, это его люди, его баталия, он только из их интересов и исходит. И с Рохи спрос невелик, всегда, во все времена, что Волков его знал, характер у майора был дурной. Прост и незатейлив, как тесак. Он как пьяный, что у него на уме, то и на языке, хотя мнит он себя хитрецом. Но был он скорее храбрецом, чем хитрецом. Хотя с мушкетами и угадал, но то повезло ему скорее. На него злиться, что злиться на топор, которым сам себе по ноге попал. А вот Карл… Тут всё было иначе. Кто он был раньше, до встречи с Волковым? Нищий, бездомный, брошенный своей семьёй офицеришка, смешно сказать, седеющий ротмистр, командир трёх десятков таких же стареющих солдат. А теперь? Полковник! Землю получил. Мало, но всё-таки есть. Почёт, открытые двери в доме, за его интересы хлопотал не меньше, чем за свои. И он вдруг не поддержал его, когда должен был. Он в войске второй человек по званию. Конечно, сам он ничего не говорил, дерзким не был. Но почему не встал на его сторону, Волков не понимал. Деньги? Вот причина? Грабёж? Скорее всего.

Сам генерал, помнил, как будучи ещё солдатом, бывал в плохих, сколоченных из разных людей корпорациях, где старшины не имели достаточного веса, старые товарищи друг против друга озлоблялись, за железо брались. Из-за чего? Да из-за серебра, конечно. Ещё он помнил, как одни солдаты обворовывали спящих товарищей и уходили в ночь безнаказанными. На что только люди из-за денег не пойдут. Роха вон вчера едва до брани не дошёл. Если бы не люди вокруг, дал бы ему, мерзавцу, в морду. Едва сдержался. А дал бы при всех, так дурень на поединок бы позвал.

Не хватало ему ещё такого. Хуже и быть ничего не может. Хорошо будет, если солдаты про офицерскую склоку не узнают.

Волков вздохнул: да, не ожидал он, что Карл Брюнхвальд его не поддержит, не ожидал.

Но вот кто точно был рад принятому им решению, так это простые солдаты. Даже простые ландскнехты, и те, кажется, не выглядели недовольными. А уж в ротах Брюнхвальда и в ротах Рохи так люди искренне радовались, что живые и здоровые уходят из этого негостеприимного края. И это как раз и убеждало генерала, что решение, принятое им, правильное. Рядовые и сержанты не хотели продолжать войну, а хотели идти к реке и делить, то, что захватили за две кампании.

К Висликофену пришли через два дня уже к вечеру. И полковник Эберст, приехав к генералу из города, был очень рад их приходу, и первое, о чём попросил, так это разрешения на усмирение городской сволочи.

— А что случилось? — спрашивал Роха, который как раз в то же время пришёл к генералу за указаниями по поводу секретов и пикетов вокруг лагеря.