Читаем Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт полностью

К вечеру, к радости всех, с гор на западе налетели тучи, и по иссушенной зноем земле прошёлся хороший ливень. Так он был хорош, что подмочил ковры в шатре генерала, так как обленившийся Гюнтер не попросил сапёров, ставивших шатёр, окопать его от дождя. Дождей-то не было, почитай, с начала кампании. Он уже всё высказал нерадивому слуге и решил ложиться, ведь ночь была на дворе, как к нему пришёл сержант Франк и сказал, что добивается генерала какой-то местный.

— Купец? — не без удивления спросил генерал. С удивлением потому, что ни одного купца, кроме рюммиконских, приезжавших просить за свой город, за всё время кампании он не видел, ни один купец из местных не желал торговать ни с ним, ни с его людьми.

— Нет, не купец, оборванец какой-то. Молодой совсем.

Волков молча смотрел на сержанта, ожидая разъяснений. И тот продолжал:

— Говорит, что ваш старый знакомец. Ещё говорит, что знает капитана Дорфуса. Но капитана я не нашёл.

— Вот как, — генерал стал догадываться. — А ну, зови его.

Да, это был как раз тот, о ком генерал подумал. Только теперь это был уже не мальчишка-свинопас, а долговязый белобрысый юноша на вид пятнадцати лет.

— Клаус Швайнштайгер, ты ли это? — улыбался ему кавалер.

— Я господин, я, — кланялся тот.

— Тебя не узнать, вон как вырос…

— Зато вы, господин, всё в своей поре.

— Вина выпьешь?

— Не откажусь, господин, хоть времени у меня немного. А лучше мне поесть дайте. Хочу до утра уехать к себе. А весь день в соседнем леске просидел подле вашего лагеря.

— В леске? Зачем? — спрашивал Волков, перед этим отдав денщику распоряжения насчёт вина.

— Мне ваш умный человек велел беречься, — отвечал юноша, — вот я ночи и дожидался, чтобы при свете дня со стен города не увидали или с дороги, что я в ваш лагерь приехал.

— Молодец, свинопас, правильно. Ладно, говори, что случилось?

— В прошлый раз вы мне обещали серебра, если я что скажу вам, что вам знать не положено.

— Будет тебе серебро, если скажешь что ценное.

— Хорошо, помните о слове своём. В общем, мои земляки из Бирлинга собрались в войско. Из деревни будет сорок человек, при трёх телегах.

— Сорок человек? — переспросил кавалер. Число казалось пустяшным, но он всё равно насторожился.

— Но те сорок только с нашей деревни, с соседних двух деревень ещё три десятка будет.

— И что, куда пошли?

— Пойдут на восток, к Арвену, там в Гуссенской долине генерал Каненбах будет их ждать, всем велено туда идти, туда же придёт и войско от соседей в помощь.

Свинопас замолчал, видя, как вдруг благодушие генерала исчезло, и доброе лицо его за мгновение стало каменным и тёмным.

И генерал вдруг рявкнул так, что юноша вздрогнул:

— Сержант!

Тут же полог шатра отлетел, и внутри появился сержант Франк.

— Капитана Дорфуса ко мне, быстро!

— Сказали мне, что он отъехал в город, по бабам, — отвечал сержант.

— Разыскать, — продолжал генерал, — и немедля ко мне! С картой!

Он даже встал и подошёл с столу, на который Гюнтер только что поставил поднос с вином и стаканами. Налил сам себе, отпил немалую часть и спросил:

— К какому дню вашим людям надобно быть в этой самой Гуссенской долине?

— Про то я не знаю, но вышли они вчера; как вышли, так я к вам поехал.

— Значит, собраться они ещё не успели, — самому себе сказал Волков.

— Господин, — робко заговорил Клаус Швайнштайгер.

— Ну? — кавалер повернулся к свинопасу.

— А весть эта стоит серебра?

Не отвечая ему ни слова, кавалер подошёл к сундуку, отпер его и без счёта, столько, сколько позволяла взять его большая рыцарская рука, взял оттуда серебра. И всю пригоршню высыпал в подставленные Швайнштайгером ладошки. И крикнул:

— Гюнтер!

— Да, господин.

— Пусть повара накормят молодого человека. А ты, свинопас, не уезжай пока, придёт мой офицер, твой знакомец Дорфус, ему это расскажешь.

Не без труда, но капитана всё-таки нашли. Было уже давно за полночь, когда он с сержантом приехал в лагерь и пришёл к генералу. Объевшийся и заснувший к тому времени свинопас спросонья всё рассказал по новой, но уже им двоим. А генерал со своим офицером штаба снова водил пальцами по карте.

— Обоз в восемьдесят телег брать придётся, — говорил Дорфус.

— Больше. Припасов на неделю, не меньше. Картечи, пороха и ядер у нас на шесть телег будет, — не соглашался генерал. — И это без фуража.

— А фураж для лошадей сейчас брать и не будем, надо будет, так наберём в дороге, отнимем, а возьмём большой обоз, так за два дня до этой долины не поспеем.

Да, тут капитан был прав. Они ещё раз на всякий случай опросили свинопаса, может, ещё что вспомнит, после чего Волков отпустил свинопаса и решил звать старших офицеров на совет, несмотря на то что до утра ещё было далеко. В общем, в ту ночь он не спал совсем.

<p>Глава 31</p>

Не дожидаясь отряда, который должен был привезти хороший порох, Волков, чуть рассвело, стал собираться в поход. Порох он взял тот, что был в арсенале города Висликофена. Плохой-не плохой, делать нечего. А ещё забрал у Эберста двести человек. Решив, что подошедший с порохом отряд полковника усилит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза