Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт

— Кавалер Фолькоф господин фон Эшбахт желает, чтобы было выделено, безвозмездно и навек, видное место для его купца в торговых рядах ярмарки Мелликона, коли такая снова будет.

— И которую кавалер Фолькоф господин фон Эшбахт приказал сжечь, — едко и громко заметил один из делегатов.

Крапенбахер отвёл листок в сторону, посмотрел исподлобья на крикуна и продолжил как ни в чём не бывало:

— Купец кавалера сам выберет себе место согласно своим предпочтениям.

— Такое место будет стоить триста шестьдесят пять талеров в год, — кричит один из делегатов, — неужто кавалер не найдёт денег купить для своего человека такое место?

— Повторяю для тех, кто не расслышал, — холодно и высокомерно произнёс юрист, — «выделено безвозмездно и навек».

И тут же от другой стороны пошли, полетели возражения, замечания и даже насмешки:

— Хочу я взглянуть на того купца-храбреца, кто приедет в Мелликон торговать от господина фон Эшбахта, после того как он жён местных отдавал солдатне на поругание.

Тут Волков даже хотел ответить, дескать, с горожанами он был честен, а горожане были с ним вероломны, вот и поплатились сами, чего теперь стенать, коли сами виноваты, но слава Богу, сдержался, промолчал, в лай вступать со всяким — лишь достоинство терять. Для того у него адвокаты есть.

Снова начались прения, иной раз доходящие до крика. И это из-за торгового места на ярмарке стоимостью в триста шестьдесят пять монет в год. Но Волков уже почти не вникал в происходящее, он готовился сделать ход. И пока Лёйбниц уже в тридцатый, наверное, раз напоминал людям земли Брегген, кто на какой земле находится, он повернулся и, чуть склонившись из кресла, окликнул Максимилиана, который с интересом следил за прениями:

— Прапорщик!

Максимилиан оторвался от происходящего и наклонился к Волкову:

— Да, генерал.

— Отдайте знамя Румениге, а сами обойдите ряды, зайдите с их стороны и без ссор попросите разрешения пройти к ландаману, и если пустит вас охрана, спросите его: не соблаговолит ли он во время обеда встретиться со мной на берегу реки, с глазу на глаз или с малым сопровождением.

Максимилиан кивнул:

— Да, генерал.

— Если спросит он вдруг, что надобно, скажите, что генерал уже устал от этого балагана и желает говорить с ним. И будьте с ландаманом почтительны.

— Да, генерал, — снова ответил прапорщик и пообещал: — Буду почтителен.

Когда он ушёл, Волков стал слушать вполуха про первый и второй торговые ряды, про стоимость амбаров и складов на ярмарке, про плату за стоянку у пирсов. Может быть, это его в другое какое время и заинтересовало бы, у горцев было чему поучиться, но сейчас его интересовали только две вещи: пустит ли охрана его оруженосца к ландаману и примет ли тот приглашение кавалера на рандеву. И какова была его радость, когда он увидал, что из-за кресла Первого Консула появился начальник стражи горцев и что-то прошептал тому на ухо. Господин Райхерд пару мгновений ждал, обдумывая услышанное, а потом что-то ответил своему телохранителю. Тот кивнул и ушёл, и почти сразу по правую руку от ландамана с глубоким поклоном появился прапорщик генерала.

«Молодец, Максимилиан, поклон спины не сломит, а вот расположить Райхерда к себе сможет. Всё правильно, спеси сейчас места нет».

Первый консул выслушал молодого офицера и что-то ответил, коротко, быстро. Максимилиан поклонился ещё раз и ушёл. А генерал даже чуть поёрзал в кресле, в нетерпении ожидая ответа.

И вскоре прапорщик был подле него и говорил негромко, склонившись к генералу:

— Обещал до обеда дать знать, будет он или нет.

Волкову, конечно, хотелось знать больше: что говорил прапорщик, как отвечал ландаман, — но всё это уже роли не играло, теперь нужно было просто ждать обеда. И генерал попытался снова вслушаться в болтовню своих юристов и делегатов от земли Брегген. Но все его попытки понять смысл всего, что тут говорили, были тщетны.

Ничто другое, кроме ответа господина Райхерда, его не волновало и не могло сейчас заинтересовать. Он видел, как к Райхерду стали подходить его советники. Один грузный и немолодой, в мятой одежде, другой статный и ликом неуловимо напоминавший самого ландамана, видно, родственник, может даже, сын. Они склонялись к нему и о чём-то говорили с ним. Волков знал, что они говорят о предложении встретиться. И молил Бога, чтобы среди советников были те, кто поддержал бы встречу. И наконец решение было принято. Тот советник, что был похож на сына, подозвал к себе ближайшего офицера и отдал распоряжение.

И Волков дождался своего — ещё до обеда было некоторое время, когда к нему пришёл офицер от ландамана и сообщил, что господин Первый Консул соблаговолит принять приглашение на рандеву и что будет он на берегу реки сразу после обеда с малой свитой и малой охраной.

— Передайте Первому Консулу, что я с нетерпением жду встречи, — сказал Волков, тут же обругав себя за несдержанность, за это самое «нетерпение». И тут же звал к себе Гюнтера для распоряжений.

Глава 40