А тем, кто не лез под копыта коней за серебряными крейцерами, те хотели видеть невесту. По балконам и окнам, на пути следования невесты рассаживались те, кого на свадебный обряд и на свадебный пир не пригласили. По всему городу пошла молва, что платье у неё стоит пятьсот монет, а может и вообще тысячу. Не было в городе молодой женщины, что не хотела бы то платье увидеть. И не было в городе человека, который не знал бы, что сын богатейшего в городе человека женится на племяннице известнейшего в графстве воина.
Обряд провёл сам епископ, он с делом не тянул, к чему мучать новобрачных. Отчитал всё быстро и благословил юную пару, предварительно немного поговорив с невестой, успокоив её и сообщив, что Дева Мария рада за девочку и будет покровительствовать ей. А потом поговорил и с женихом, и на этом закончил обряд. А господин Кёршнер уже изрядно с утра выпив, прослезился и пошёл к Волкову обниматься. Волков, хоть и был абсолютно трезв, при всех прямо в соборе его обнимал, и называл «родственником». Так же он был ласков и госпожой Кларой Кёршнер. А вот Элеонора Августа фон Эшбахт была не так радушна, её мутило всю службу и обниматься с новыми родственниками она не собиралась, а лишь улыбалась насилу. После все стали садиться в кареты, хоть до ратуши было недалеко, протискиваться сквозь толпы народа, что заполонили все улицы, ни у кого желания не было. Да и сесть в карету, что подъехала к воротам кафедрального собора и то нелегко было. Тут же, на площади народу собралось огромное количество, тут же и пряники свадебные и свадебные хлебцы раздавали. А ещё путь для карет через толпу проложить надо. В общем работы для стражи было много.
В городе не было здания больше, чем ратуша, поэтому пир решили проводить там, а не в дворце Кёршнеров. В трёх каминах ратуши горело столь много дерева, что даже в огромном, продуваемом сквозняками зале была такая жара, что в шубе сидеть было совсем невозможно. И кажется, от жары господин Кёршнер ещё больше стал пьян и к тому же слезлив. И немудрено, сбылись его мечты и мечты его отца — справа от него сидел знаменитый воин с женой, причём жена воина была дочерью графа. А слева сам епископ, а за епископом и первый консул города. Также в зале были все члены совета. Все! Ну кроме разве что советника Фейлинга, которого на торжестве не желал видеть кавалер.
А завтра день ещё должен был начаться схватками и поединками.
На выезде из города, у западных ворот уже сколочена была арена с трибунами, с ложами для нобилитета и стоячими местами для голытьбы. И тридцать! Тридцать рыцарей и искусных воинов уже расставили свои палатки вокруг, чтобы завтра пешими и конными сражаться за призы турнира. За очень богатые призы турнира, который организован в честь свадьбы его сына. В честь внука человека, которого и не во всякий дом пускали. Разве тут не прослезишься? А ведь и вправду, ещё его отцу не всякий руку был готов протянуть. А тут вон как всё изменилось, все лучшие люди города на его пиру. А послезавтра ещё и бал будет. И ко всему прочему, ещё и невеста сыну, как говорят пришлась весьма по душе. Ну как же тут не прослезиться от счастья? Как не выпить богатому купцу?
И не только купец был рад свадьбе. Волков тоже был доволен, все, ну почти все знатные и влиятельные люди города подходили его поздравлять, скорее его, чем новобрачных, хотя подарки, конечно, они дарили им. Но почтение выказывали всё-таки ему. Среди собравшихся были все те люди, что давали ему золото в долг. И ни один из них не справился об отдаче долга. Конечно, кавалер уже уплатил текущие проценты, которые были весьма существенны. Но приличная сумма, почти тысяча золотых, так и лежала в его сундуке. Это был его неприкосновенный запас. И про неё никто у него не спросил. Он сидел и в который раз слушал с благообразной улыбкой тост толстяка купца о счастье, что тот испытывает, беря столь приятную юную особу из столь славной фамилии к себе в семью.
Так и пребывая в хмельном благодушии, и слушая похвалы в свой адрес, он абсолютно случайно увидал, что в зал вошёл, в забрызганных грязью сапогах, старый солдат. Волков знал его в лицо, это был человек из роты Бертье. Стража на дверях даже не посмела его спросить о чём-либо. Солдат вошёл в жарко натопленный зал, стянул с головы каль, вытер им лицо и стал оглядываться по сторонам. У кавалера и хмель стал выветриваться понемногу. Он отставил кубок, что держал в руке и купца больше не слышал, он уже знал, кого ищут глаза солдата.
Да кого он ещё тут мог искать, ну не своего же ротмистра. Не для того он проскакал столько, чтобы принести весть пустяковую.
«Нет, нет, нет, горцы не могли так скоро собрать следующее войско. Не могли. Хотя… С них станется. Неужели вести из форта, от сержанта Жанзуана?»
Конечно, и быть по-другому не могло. Солдат нашёл кавалера глазами и сразу решительным шагом пошёл, обходя столы, чтобы подойти к кавалеру сзади.