Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт

— Ну, может, и не он лично, но без его соизволения. — Тут графиня махнула рукой. — А впрочем, Бог его знает. Но больше всех свирепствовала Вильгельмина.

— Старшая дочь графа?

— Да, она. В прошлом году она овдовела, а старший сын её из поместья попросил вон, не ужился сынок с матерью, и немудрено, вошь злобная, дурная баба, что сразу в крик переходит от всякого. Вот она к отцу и вернулась, а у неё ещё два сына безземельных. Ах, как её трясло каждый раз, когда она меня видела. Как трясло, — Брунхильда первый раз за всё время улыбнулась. — Есть при мне не могла, ложки на скатерть кидала, так, что они со стола улетали. Орала на меня при слугах, что, дескать, рода я подлого. Другие родственнички тоже меня не жаловали, но эта прям аж поперёк дороги у меня готова была лечь. Я всё думала, чего она беленится.

А потом её и прорвало как-то после Рождества. На обеде, муж меня за ум мой похвалил при всех, так она вскочила и на всю залу кричала, что я уж слишком умна, что я с братцем моим разбойником, графа опоили, чтобы поместье Грюнефельде себе подобрать. И орала, что сему не бывать, что поместье это в графский домен испокон веков входило и впредь будет входить. И в другой дом не перейдёт. Господи, как она орала, аж жилы на глотке вылезли, в её летах-то это так и в могилу лечь можно, от страсти такой. Вот только не домен её волнует, а сынки её безземельные, оба беспутные да неприкаянные. Это для них она старается.

Тут всё сразу и сложилось в его голове. И неприязнь молодого графа, и вызовы на дворянское собрание, и ненависть всех родственников старого графа к его молодой жене, всё встало на свои места, и причина всему нашлась. Графиня что-то ему говорила, про жизнь свою в замке рассказывала, а он её почти не слышал, смотрел на неё и думал, что она ещё всё-таки красива. И тут он даже невольно усмехнулся.

— Отчего же вы веселитесь? — серьёзно спросила она. — Я от страха трепещу, думаю, не отравили ли мне плод. А они смеются. Не смеялись бы вы… Чай знаете, чей плод ношу.

— Знаю, знаю, — отвечал он, — просто рад тебя видеть.

— Рады они, не вижу радости, а усмешки вижу. Думаете мне легко было по воле вашей жить в этом змеином гнезде?

— Нелегко, знаю, — он склонился с коня и взял её руку, — знаю, что нелегко.

— А раз знаете, так думайте, как мне и ребёнку вашему получить поместье. Сами родственнички его нам не отдадут.

И тут она была права. Нет, по доброй воле, дом Маленов им поместье не отдаст. И плевать им на договора брачные, что заверены всеми возможными юристами.

— Ладно, — сказал он, выпуская её руку, — если муж ваш умрёт, буду думать, как вам в вашем поместье обосноваться.

— Граф и раньше был не жилец, чах понемножку, а со вчерашнего так и вовсе без памяти лежал. Уж дух его с ангелами разговаривал. Лучше молите Бога, чтобы даровал мне здорового мальчика.

Волков это помнил, «здоровое дитя полу мужеского» было ключом к получению владения. А Грюнефельде, конечно, стоило того, чтобы за него побиться. Теперь нужно дождаться родов и можно будет начинать тяжбу. Во всяком случае заявить о правах.

Он вдохнул. Нет, как ни искал он успокоения и тихой жизни, ни одного, ни другого не находил. Видно, покой ему на роду написан не был.

Глава 36

Было ветрено, но ветер был всё ещё южный, он помогал, толкал лодку вверх. С берега из кустов им махал рукой человек.

— Туда. К нему плывите, — сказал Максимилиан и указал на человека рукой.

Гребцы налегли на вёсла, и уже вскоре лодка ткнулась в крутой, заросший барбарисом берег. К лодке сверху скатился Ёж. Уши от ветра красные, а шапку всё равно не надевает.

Кавалер накинул капюшон и стал вылезать, тут Ёж к нему подоспел, подал руку, чтобы рыцарь мог опереться:

— Лошади тут не понадобятся, господин, — говорил он, помогая и дальше Волкову лезть вверх, — домик сняли совсем рядом. Он уже там. Ест пока.

— Вы его не сильно напугали?

— Да, мы нет, а вот купчишка. Дурень, издали видать, что поджилки дрожат, всего, подлец, боится. Вот и мальчишка, глядя на него, тоже стал побаиваться.

Максимилиан и Увалень, тоже укрытые плащами и капюшонами, вылезли из лодки.

— Тут ждите, — коротко кинул Максимилиан гребцам, и вместе с Увальнем они полезли вверх по склону за кавалером.

У небольшого, но очень опрятного домика, белоснежного от свежей побелки, их ждал купец Гевельдас. Как и говорил Ёж, он был очень взволнован. Увидав кавалера, купец признал его и под капюшоном и кинулся к нему:

— Господин, могу ли я надеяться.

Он не договорил.

— На что? — поинтересовался кавалер.

— Что дело всё выйдет, как должно.

— Ты человек крещёный? — спросил у него кавалер.

— Да-да, — кивал тот и из-под одежды потянул распятие, — вот. Просто.

— Что?

— Как бы не случилось лиха, вдруг он заартачится, и вам придётся его… А я его в гости пригласил, вот как плохо-то будет. Если он не вернётся домой.

— Хорошо, что ты всё понимаешь купец, — Волков положил ему руку на плечо. — И хорошо, что ты крещёный, значит у тебя и святой есть.

— Есть, святой Елезарий.