Барраяр

Корделия обдумала эту мысль. - Наверняка так и будет. Мы с Эйрелом раним друг друга постоянно.

- Ох, миледи, только не вы! Ты такая совершенная пара.

- Подумай, Дру. Представляешь, в каком состоянии находится Эйрел в эту самую минуту из-за моего поступка? Я - представляю. Каждую минуту.

- Ой.

- Но боль… мне не кажется достаточной причиной, чтобы не принимать саму жизнь. Мертвым не больно. Боль, как и время, неизбежно наступает и проходит. Вопрос в том, что прекрасного ты сможешь извлечь из жизни, помимо боли и несмотря на нее?

- Не уверена, что я понимаю, миледи. Но… у меня в голове есть картинка. Мы с Ку, на пляже, только вдвоем. Так жарко. И он глядит на меня, и видит, по-настоящему видит, и любит меня…

Корделия пожевала губу. - Ага… подойдет. Пойдем.

Девушка послушно встала. Корделия вывела ее в коридор, силком усадила на один край диванчика, Ку - на другой, а сама хлопнулась между ними.

- Дру, Ку хочет тебе кое-что сказать. Поскольку вы, очевидно, говорите на разных языках, он просил меня быть переводчицей.

Ку смущенно и растерянно воздел руки.

- А этот жест, например, означает: "Я лучше испоганю себе всю оставшуюся жизнь, чем на пять минут покажусь смешным сейчас". Не обращай внимания, - объяснила Корделия. - Так, посмотрим. Кто начинает?

Короткая пауза.

- Я разве не сказала, что буду играть роль ваших родителей? Думаю, начнем с матушки Ку… "Что ж, сынок, неужели ты не встретил хорошенькой девушки? Тебе почти двадцать шесть, знаешь ли…" Я видела эту запись, - пояснила она потрясенному Ку своим обычным голосом. - Похожа выходит, а? И голос, и слова. А Ку отвечает: "да, мам, есть у меня на примете замечательная девушка. Молодая, высокая, умная…" - и матушка Ку говорит: "Ага!" И нанимает меня, вашу услужливую соседку-сваху. И я иду к твоему отцу, Дру, и говорю: - Есть один молодой человек, лейтенант на имперской службе, личный секретарь лорда Регента, герой войны, с перспективой карьеры в Имперском генштабе, - и он отвечает: "Хватит болтовни! Мы его берем". Ага. И…

- Я думаю, он еще кое-чего скажет, - угрюмо перебил ее Ку.

Корделия повернулась к Друшняковой. - Ку только что сказал, что, по его мнению, твоя семья не захочет его принять, потому что он - калека.

- Нет! - негодующе воскликнула Дру. - Это не так…

Корделия остановила ее, подняв руку. - Я твоя сваха, Ку, и позволь тебе кое-что сказать. Когда любимая единственная доченька показывает пальчиком и твердо говорит: "Па, я хочу вот этого", - то благоразумный па отвечает лишь: "Да, милочка". Признаю, троих здоровенных братьев тебе будет убедить труднее. Стоит ей расплакаться, и тебя ждут большие неприятности в каком-нибудь темном переулке. Но, как я поняла, ты им еще не нажаловалась, Дру?

Дру невольно хихикнула. - Нет!

Судя по лицу Ку, эта мысль оказалась для него новой и пугающей.

- Видишь, - произнесла Корделия, - братское возмездие тебя минует, если ты поторопишься. - Она повернулась к Дру. - Я знаю, что он олух, но ручаюсь, он - обучаемый олух.

- Я же просил прощения, - огрызнулся уязвленный Ку. - Говорил, как я сожалею.

Дру напряглась. - Да. Неоднократно, - холодно подтвердила она.

- А теперь мы переходим к самому главному, - медленно, серьезно начала Корделия. - Дру, на самом деле Ку имеет в виду совсем другое. Что он ни капельки не сожалеет. Те минуты были чудесны, ты была чудесна, и он хочет этого снова. Снова и снова, и только с тобою, всегда, с полного одобрения общества и без помех. Верно, Ку?

Ку сидел с ошеломленным видом. - Ну… да!

Дру заморгала. - Но… я это и хотела от тебя услышать.

- Правда? Ку не сводил с нее взгляда.

"А система сватовства не лишена определенных достоинств. Как и ограничений".

Корделия поднялась и посмотрела на хроно. И шутливое настроение ее покинуло. - У вас есть еще немного времени. Даже за малое время можно сказать многое, если ограничиваться короткими словами.

Глава 18

В предрассветный час в переулках караван-сарая царила не такая чернильная темнота, как бывает ночью в горах. Затянутое тучами ночное небо отражало слабый желтоватый свет городских огней. Лица друзей казались сероватыми и нечеткими, точно на самых первых, древних фотографиях; "как лица мертвецов", подумала Корделия и отогнала эту мысль.

Леди Форпатрил, поевшая, вымывшаяся и отдохнувшая пару часов, хотя и не слишком твердо держалась на ногах, но все-таки могла идти самостоятельно. «Мадам» пожертвовала ей одежду, на удивление приличную - серую юбку ниже колен и теплый свитер. Куделка сменил военную форму на широкие брюки, старые ботинки и другую куртку - вместо прежней, ставшей жертвой экстренного родовспоможения. Он нес младенца лорда Айвена, обзаведшегося самодельными подгузниками и тепло укутанного. Совершенная картина перепуганного маленького семейства, которое пытается выбраться к деревенским родственникам жены, пока в столице не начались бои. Корделия видела сотни таких беженцев на пути в Форбарр-Султану.