Барраяр

Хриплым и срывающимся голосом Вааген добавил еще несколько жутких подробностей, не изменивших по большому счету ту картину, что сложилась у Корделии сразу.

Иллиан слушал с неослабевающим вниманием. — Наш человек во дворце подтверждает эту информацию, — сообщил он, когда Вааген договорил и его измученный шепот смолк. — Судя по всему, репликатор принесли вчера и поместили в наиболее охраняемом крыле здания, поблизости от покоев принцессы Карин. Наши люди не поняли, что это за штука, и решили, что это некое устройство, возможно — бомба, чтобы в последнем бою уничтожить дворец со всеми, кто там находится.

Вааген фыркнул, закашлялся и поморщился.

— Есть там кто-нибудь, способный о нем позаботиться? — Корделия задала вопрос, до которого никто почему-то до сих пор не додумался. — Доктор, медтехник — хоть кто-то?

Иллиан наморщил лоб. — Не знаю, миледи. Попытаюсь выяснить, но каждый контакт подвергает наших людей дополнительной опасности.

— Хм.

— Лечение все равно прервано, — пробормотал Вааген. Его пальцы неосознанно теребили край одеяла. — Все к черту.

— Понимаю, у вас пропали все записи, но… не могли бы вы восстановить сделанное? — робко спросила Корделия. — То есть, если получите репликатор обратно. Сможете ли начать с того, на чем остановились?

— К тому времени, как мы получим его обратно, начинать придется уже не с того самого места. И не все знал я, что-то погибло вместе с Генри.

Корделия набрала воздуху. — Насколько я помню, у эскобарских переносных репликаторов двухнедельный рабочий цикл. Когда вы в последний раз заряжали его, меняли фильтры и питательный раствор?

— Батарей там хватит на несколько месяцев, — поправил ее Вааген. — Вот фильтры — это уже проблема. Но самое скверное — питательный раствор. У плода такой усиленный обмен, что он умрет от голода за пару суток до того, как система закупорится отходами. Хотя продукты распада все равно забьют фильтры сразу же, как только в обмен включатся нежировые ткани.

Избегая взгляда мужа, Корделия смотрела прямо на Ваагена, а он не сводил своего единственного глаза с нее, и лицо его выражало не просто физическую боль.

— И когда вы с Генри в последний раз обслуживали репликатор?

— Четырнадцатого.

— Осталось меньше шести дней, — прошептала Корделия в ужасе.

— Да… где-то так. Какое сегодня число? — Вааген огляделся с такой не свойственной ему растерянностью, что у Корделии заныло сердце.

— Временной фактор важен лишь в том случае, если за репликатором никто не присматривает, — вмешался Эйрел. — Есть дворцовый врач, лечивший Карен и Грегора, — неужели он не догадается, что надо что-то делать?

— Сэр, — поправил Иллиан, — мне доложили, что личный врач принцессы погиб в первый же день боев во дворце. Подтверждено из двух независимых источников — так что я вынужден считать этот факт достоверным.

Они могут убить Майлза просто по собственному невежеству, в смятении поняла Корделия. Даже не специально. Да что там, любой из тайных сторонников регента — и тот потенциальная угроза ее сыну: он может погубить младенца в героической уверенности, что обезвреживает бомбу.

Вааген беспокойно заворочался под одеялом. Эйрел поймал взгляд Корделии и кивнул ей на дверь. — Благодарю, капитан Вааген. Вы сослужили нам беспримерную службу. Большую, чем от вас требовал долг.

— Чертов долг, — пробормотал Вааген. — Все к черту… проклятые невежды…

Они вышли, оставив Ваагена выздоравливать, но не знать покоя. Когда Форкосиган в коридоре отослал Иллиана по делам, число которых росло с каждым часом, Корделия наконец взглянула мужу в лицо. — Что теперь?

Губы его плотно сжались в ниточку, взгляд стал отсутствующим от тех же расчетов, что мелькали и в голове Корделии, но осложненных тысячью дополнительных факторов, о которых она могла лишь догадываться. Он медленно проговорил: — На самом деле, ничего не изменилось. Все, как и было.

— Изменилось. Настолько, насколько велика разница между тем, кто затаился и спрятался, и тем, кто в плену. Но почему Фордариан тянул до этого дня? Если он прежде вообще не знал о существовании Майлза, кто ему рассказал? Может, Карин, когда решила перейти на его сторону окончательно?

У Друшняковой при этом предположении вид сделался больной.

— А может, он играет с нами, — ответил Эйрел. — И все это время держал репликатор про запас, до того момента, когда ему понадобится новый рычаг давления.

— Нашего сына, — поправила Корделия. — Не репликатор. — Она сверлила мужа взглядом — серые глаза были сейчас такими отсутствующими! — и мысленно внушала ему: ну увидь же меня! вернись! — Нам надо это обсудить.

Она потянула Эйрела по коридору к ближайшей двери — это оказалась комната для врачебных консилиумов, — и зажгла там свет, Эйрел послушно уселся за стол и ждал. Ку сел рядом, Корделия — напротив, Дру встала за ее спиной. «Прежде мы всегда были на одной стороне».

Эйрел смотрел на нее с беспокойством. — Да, Корделия?

— Что творится у тебя в голове? — вопросила она. — На каком мы свете?