Это гневное божество из разряда
Сам не способный достичь нирваны, Чжамсаран сражается со всеми, кто препятствует распространению «желтой религии», причиняет зло ламам или мешает им совершать священные обряды. Унгерн принял на себя ту же роль, объявив войну безбожным гаминам, которые оскорбляют Богдо-гэгэна, убивают лам и запретили богослужения в столичных монастырях. При таком подходе всякий, на кого обращался его гнев, будь то дезертир, пьяница или сожженный Чернов, становился врагом «желтой религии», а палачи типа Сипайло и Бурдуковского — спутниками Чжамсарана.
Если Унгерн действительно был провозглашен его перерождением, новый статус барона мог и не быть закреплен официальным актом в духе прецедента полуторавековой давности, когда Екатерину II объявили воплощением богини Сагаан Дара Эхэ (Белой Тары), всевидящей богини милосердия с глазами на руках и на ступнях ног[93]. Любой монастырь, а то и просто группа лам из соображений патриотического свойства по приказу или за деньги могли обнаружить в бароне признаки какого угодно божества из разряда воителей.
В свиту Чжамсарана включали зверей и птиц, ведущих ночной образ жизни или питающихся падалью — шакалов, диких собак, лис, грифов, сов. Отсюда уже недалеко до рассказов об усеянных человеческими костями сопках вокруг Даурии, где воют волки и одичавшие псы и где Унгерн по ночам проезжал на свидание со своим любимцем-филином. В одном случае «кровавый» барон представал божеством, в другом — демоническим безумцем, но в данном пункте кочевник-буддист не слишком отличался от русского интеллигента. Они по-разному драпировали реальное зло, но делали это с одинаковой целью — защититься от ужаса жизни, который просто так, в грубой наготе, нормальному человеку принять и пережить невозможно.
СЕВЕРНЫЙ СПАСИТЕЛЬ. НА КЕРУЛЕНЕ
Еще на Тэрельдже отношения Унгерна с монголами вышли за рамки чисто коммерческих, когда одна сторона выступала в роли монополиста-продавца, а другая — поставленного в безвыходные условия и на все согласного покупателя. В ставке Толстого Вана по соседству с лагерем Азиатской дивизии начали появляться монгольские князья и ламы: после штурма Урги они увидели в Унгерне естественного союзника. Установить эти жизненно необходимые связи помог один из самых близких к нему людей — бурят Джамбалон. Бытовало мнение, что без него второй поход на Ургу вообще не состоялся бы. Если это и преувеличение, то небольшое; именно буряты, более образованные, гибкие и светские, теснее связанные с Россией, всегда играли роль посредников между монголами и русскими политиками, будь то дипломаты Николая II, Семенов, Унгерн или деятели Коминтерна и сибирские большевики.
По одним сведениям, Джамбалон происходил из забайкальских казаков, имел чин урядника и воевал с бароном еще в Нерчинском полку; по-другим, он начал свою карьеру простым пастухом в Азиатской дивизии. Оссендовский, оперируя главным образом тем обстоятельством, что у Джамбалона было «необыкновенно длинное» лицо аристократа, выводил его родословную от мифических «бурятских царей». После взятия Урги он получил от Богдо-гэгэна княжеский титул, и хотя дивизионные остряки вместо «Джамбалон-ван» произносили «Джам-болван», это был человек незаурядный.
При его участии в конце ноября или в первой половине декабря 1920 года происходит несколько судьбоносных для Унгерна событий. Установить их точную последовательность едва ли возможно — документов нет, а в памяти современников они остались чередой почти одновременных удач, каждая из которых могла стать как причиной, так и следствием остальных.