Барон Унгерн

В Улясутае, расположенном на 450 верст восточнее, Унгерн утвердил свою власть с помощью есаула Казанцева. Сформированный им отряд вошел в Азиатскую дивизию на правах отдельной боевой единицы. Казанцев был кряжистый рыжебородый енисейский казак, свирепый и честолюбивый. Унгерн подкупил его еще и тем, что обещал создать на юге Красноярской губернии особое Урянхайское казачье войско, а самого Казанцева сделать войсковым атаманом. Пока он, сидя в Улясутае, примерял на себя эту роль и обсуждал с помощниками размеры душевого надела в будущем войске, прибывший из Урги капитан Безродный очистил город от «вредных элементов». Были перебиты все евреи и все, в ком подозревали таковых. Из русского населения Улясутая погибли 42 человека — каждый пятый, в том числе ряд видных колчаковских офицеров, не сразу и без должного энтузиазма изъявивших готовность подчиниться Унгерну. Здесь полностью восторжествовал принцип семейной ответственности, в Урге знавший немало исключений. Мужей с женами связывали попарно и рубили по очереди, «чтобы видом смерти дорогого человека еще более углубить мучения жертвы». В числе прочих погиб капитан Зубов, чья вина состояла лишь в том, что он приходился племянником «предателю России», председателю Государственной думы Родзянко. Жена и пятилетняя дочь Зубова разделили его участь.

У Казанцева было примерно полторы-две сотни всадников. Немногим больше отряд полковника Казагранди, базировавшийся в поселке Ван-Хурэ на тракте между Улясутаем и Ургой. Казагранди происходил из итальянской семьи, осевшей в России еще во времена Екатерины Великой, окончил юридический факультет Казанского университета, в 1915 году ушел на фронт, дослужился до капитана, дважды был ранен, награжден орденами, включая Святого Георгия 4-й степени, а после развала армии оказался в Тюменской губернии. Здесь он организовал и возглавил белопартизанский отряд, при Колчаке ставший прославленным 16-м Ишимским полком. Когда под Красноярском его солдаты начали сдаваться в плен, Казагранди с кучкой людей ушел на север, был схвачен, сидел в иркутской тюрьме, ждал расстрела, но в конце концов сумел бежать в Монголию.

Вблизи озера Хубсугул он наткнулся на группу бывших колчаковцев и был избран их командиром после короткой борьбы за власть с прежним начальником; вскоре к нему присоединились сотник Сухарев с полусотней казаков-забайкальцев, 70 крестьян-повстанцев из села Голумедь под Черемхово, еще несколько десятков иркутян. С этими силами Казагранди вторгся на юг Иркутской губернии, но потерпел неудачу, снова отступил за спасительную монгольскую границу и был призван в Ван-Хурэ тамошними русскими, опасавшимися, что в отместку за взятие Урги китайцы их не пощадят. Казагранди разоружил китайский гарнизон, затем направил Унгерну письмо, признав себя его подчиненным, а взамен получил 200 винтовок и 250 комплектов трофейного теплого обмундирования.

Мемуаристы описывают Казагранди как храброго, интеллигентного и порядочного офицера, но Алешин, одно время служивший у него в отряде, именует его «кровавой бестией», а поэт Арсений Несмелов — «жестоким героем»[169]. Чтобы в то время и в тех обстоятельствах стать партизанским вожаком, нужно было обладать определенным набором качеств, в число которых интеллигентность и порядочность не входили. Сам Унгерн в плену говорил, что имел конфликты с Казагранди из-за жестокостей последнего по отношению к китайцам.

При первой же личной встрече Унгерн его невзлюбил. Как полагали многие, причиной послужила попытка Казагранди защитить своего друга и благодетеля, ветеринара Гея, обвиненного в связях с большевиками. Лишь Князев, принимая, как всегда, сторону Унгерна, объясняет эту неприязнь иначе: «Казагранди не смог взять верный тон. Он явно трепетал перед бароном и заискивающе любезничал, то есть вел себя несолидно и в том именно стиле, который барону чрезвычайно не нравился».

Такую манеру поведения Унгерн считал признаком нечистой совести, но, возможно, в данном случае все обстояло сложнее. Ужасная смерть Гея и его семьи могла сказаться на отношении Унгерна к Казагранди, хотя психологическая подоплека была другой. Унгерну пришлось признать это убийство напрасным, а донос — ложным, но признавать собственную вину он не желал и предпочел переложить ее на Казагранди, якобы не сумевшего проявить твердость и отстоять невинного. Представление о нем как о человеке, способном на предательство, и предопределило его участь: спустя два месяца по приказу Унгерна он был убит «за измену».