Барон Унгерн

Вместо пяти тысяч китайских солдат встретили только одного: «Весь оборванный, босой, с распухшим лицом и гноящимися глазами, беглец был жалок. И страшно становилось за человека, бредущего в одиночестве по пустыне. Китаец рассказал, что идет домой, в Китай. Потом доверчиво показал пачку иголок и сказал: «Хо!» (хорошо). За иголки во встречных монгольских юртах и монастырях ему давали есть. Несчастный бережно сложил спасительные иголки и снова спрятал их в складках своих лохмотьев. Он с жадностью схватил несколько брошенных ему лепешек и, прижимая руки к груди, низко кланялся проходившей мимо него колонне. Потом его невзрачная фигурка снова замаячила в стороне, на буграх, пробираясь к далекому родному Китаю».

ЦАГАН-ЦЭГЕН. ОРЕЛ И ДРАКОН

1

Еще в феврале на север были высланы отряды Янкова и Хоботова, чуть позже — монголы князя Баир-гуна. Они успешно теснили китайские гарнизоны к границе, но 12 марта, в день, когда Унгерн начал штурм Чойрин-Сумэ, оставшийся в столице Резухин получил от Хоботова письмо с птичьим пером — в знак особой срочности и важности заключенного в нем сообщения. Хоботов доносил, что китайцы большими силами, справиться с которыми он не в состоянии, идут к Урге. Напрашивалась мысль, что они хотят воспользоваться отсутствием Унгерна и отбить город.

Против Ма были брошены все способные носить оружие. Большая и лучшая часть Азиатской дивизии находилась в Гоби, полк Хоботова — на севере, близ русской границы. В Урге войск почти не осталось, Резухин смог собрать менее четырехсот всадников. Половину из них составляли плохо обученные монголы.

В ночь на 15 марта он выступил на север и через день получил новое письмо от Хоботова. Тот сообщал, что из-за бурана потерял армию Ма, и где она теперь находится, сказать не может. Резухин продолжил движение на север, но трехдневные поиски ни к чему не привели. «Монголы ничего определенного о движении китайцев не знали. Они словно исчезли с лица монгольской земли», — вспоминал Торновский.

Тем временем противник неожиданно обнаружился на Улясутайском тракте, к западу от Урги. Похоже, там узнали об этом раньше, чем в штабе Резухина. По городу поползли панические слухи о намерении китайцев взять реванш и захватить беззащитную столицу.

То ли Резухина догнали гонцы из Урги, после чего он немедленно повернул на запад, то ли Торновский, как пишет он сам, с группой казаков случайно наткнулся на китайский конный разъезд и, преследуя его, увидел двигавшуюся по долине колонну длиной в три-четыре версты. Издали, «на глазок», он определил в ней примерно три тысячи пехоты, две тысячи кавалерии, столько же беженцев и 200–300 подвод. Другие мемуаристы называют несколько большие цифры. Лишь к утру 19 марта, через три дня после выступления из столицы, Резухин преградил китайцам дорогу в урочище Байн-Гол в районе уртона Цаган-Цэген — четвертого по счету на запад от Урги по Улясутайскому тракту. До столицы отсюда было около 130 верст.

Стремясь вырваться из долины, китайцы с ходу повели наступление на господствующую высоту. На ней занял оборону Торновский с бурятской сотней, монгольскими ополченцами, одним пулеметом и одной пушкой Гочкиса, имевшей боезапас всего в десять снарядов. Все сразу поняли, что бой предстоит тяжелый — китайские цепи «наступали как на параде». Среди пехотинцев находились офицеры на лошадях. Они ташурами, как Унгерн, подгоняли солдат в атаку.

Залегшие на склонах сопки монголы открыли огонь, но выстрелы не наносили наступающим урона. При этом патроны еще и следовало беречь, их катастрофически не хватало. Пока не были захвачены склады в Чойрин-Сумэ, Азиатская дивизия постоянно испытывала трудности с патронами. Инженер-землеустроитель Лисовский, помощник Витте, отчасти поправил положение, предложив Унгерну оригинальный способ лить пули из стекла. Первые опыты оказались удачными, и в сражении под Цаган-Цэгеном некоторые из ополченцев стреляли по врагу стеклянными пулями.

Первую атаку удалось отбить только благодаря опытности офицера-пулеметчика. Он же остановил и вторую, кавалерийскую. Китайцы потеряли до сотни всадников, «кони носились по полю», но пешие цепи продолжали идти вперед. Для китайских солдат, по словам Волкова, это были «бои отчаяния». Они сознавали, что всюду на тысячеверстных пространствах пустынной и враждебной страны их ждет гибель, единственное спасение — оружием проложить путь на родину. Монголы, уверенные, что враг рвется к Урге, защищали Богдо-гэгэна и столичные святыни. «И вот, — пишет Волков, — китайцы по пяти раз кряду бросаются в атаки, рядом с трупами китайских солдат находят тела их жен-монголок, сражавшихся бок о бок с мужьями. Монголы, в обычных условиях легко поддающиеся панике, разряжают, как на учении, винтовки. На русского всадника приходится иногда от десяти до пятнадцати китайцев».