Барон и рыбы

Продавщица нырнула в так называемое «бюро», комнатушку, битком набитую лыком, булавками и шелковистой бумагой, где она обычно прислушивалась к звяканью колокольчика на дверях магазина. По-прежнему дрожа от злости и негодования, она вытащила из стенного шкафа пузатую зеленую бутылку, глотнула огненной «Охотничьей услады» и болезненно сморщилась. Вскоре, однако, в желудке у нее уютно потеплело, а на лице появилась кислая улыбка. Ну уж и задала она этому чучелу! Продавщица гордо рыгнула, не прикрывая рта рукой.

На улице барон остановился в нескольких метрах от магазина, поджидая Симона. Коротко попрощавшись, мимо проследовала вперевалку полная дама. Она не желала иметь никакого касательства к скандалу, а прежде всего — оказаться свидетельницей на процессе об оскорблении чести и достоинства, которого теперь не миновать; судья обменяется тонкими улыбками с адвокатами обеих сторон, когда, оглашая дело, зачтут: «… и затем ответчица назвала свидетельницу Н. чучелом гороховым…»

Симон, напротив, нашел в себе мужество признать:

— Искренне сожалею, что вызвал эту лавину. Собственно, мне и нужно было только немного проволоки, которой укрепляют цветы, чтобы починить портфель. Прошу прощения!

Барон снял пенсне и провел тыльной стороной руки по носу и усам. Затем вновь надел пенсне, внимательно поглядел на Симона и наконец кивнул.

— Охотно извиняю вас. С удовольствием вижу и слышу, что судьба столкнула меня с человеком благородным или, по крайней мере, образованным. Нынче это не столь уж часто встречается и восполняет ущерб, причиненный — ну да! — причиненный досадным происшествием, доставившим мне, тем не менее, удовольствие. Так сосредоточенно стояли вы перед сиренью… Не дерзну утверждать, что не подобает вести себя подобным образом, но все же нельзя быть столь рассеянным, это легко может повлечь за собой обстоятельства куда более плачевные. Однако вы можете оказать мне небольшую услугу, если вам случайно в ту же сторону.

Молча поклонившись, Симон смирился с тем, что навязывал ему капризный случай.

— Речь вдет о хрупком предмете. Кстати говоря: Кройц-Квергейм.

— О, какая честь! — Симон снова поклонился. — Тем больше я сожалею о досадной прелюдии. Меня зовут Айбель, Симон Айбель.

— Как знать, встретились ли бы мы иначе. Очень приятно! Не родня ли вам д-р Август Айбель, миколог? ^{8}

— Мой батюшка.

— Примите мои поздравления. Достойный, ученейший человек. Я часто встречал его в Академии. Он все в прежней должности?

— Нет, тому три года, как подал по своей воле в отставку. Мои родители поселились близ Обервельца, вдали от мира, в тихой альпийской долине, открытой к югу и до чрезвычайности сырой: истинный рай для миколога.

***