Барон и рыбы

И впрямь: что злого может быть в этих прелестных детях природы? Застыв в благовоспитанных позах, подобающих прилежно-меркантильной флоре, экстерриториальные в своих горшках избранники растительного царства полны ожидания и молча, приветливо и благоуханно представляют интересы своих семейств. Они до последнего держатся в людских крепостях из бетона, камня и асфальта, а когда умирают, их выбрасывают на помойку, на смену же неустанно приходят братья и сестры, дети и внуки, так что их кончины почти никто и не замечает. Красотой, ароматом и освежением воздуха они ласково воодушевляют жестокосердных директоров и неутомимых секретарш, замотанных мамаш и бодрых холостяков; срезанные, стоят в вазах, их снесенные головки красуются в петлицах, они последним приветом опускаются на черных гробах во взрастившую их землю. Сколько скромности, сколько терпеливой готовности! Но не они ли надеются со временем вернуть себе оставленные просветленным человечеством города? Разве не наше земное величие продается и предается в цветочных магазинах? Caveant homines! [1]По нашу сторону горизонта приуготовляется рай без Адамов и Ев. Изящные цветики и величавые широколиственные растения — всего лишь авангард армии мхов, лишайников, крапивы и болиголова; они заполнят наши улицы, обрушат балконы, снесут крыши и по камешку разберут стены, пока трава и деревья не заселят обретенные вновь земли, плющ не скроет трагических жестов расколотых статуй, а в их пустых глазницах не засинеет мышиный горошек. Мы же будем бесплотно парить над всем этим, как истинные духи, — и что нам за дело до мира разбитых воспоминаний?

***

Не всякому дано признать в чистеньком, неброско-дорогом цветочном магазине, приютившемся в тени собора Святого Стефана, декорацию, которая скрывает Апокалипсис ^{5}. Легко предположить, что право на столь далеко идущие мысли зарезервировано за господами членами соборного капитула, так озабоченно мелькают мимо его окон их черные сутаны. Однако даже самой заурядной личности ясно, что в цветочных магазинах начинается больше, чем кончается. На прощание цветов не дарят — за исключением последнего прости, а ведь это — новое начало. В особых случаях ареной событий становится даже сам цветочный магазин.

Как со всей надлежащей осторожностью выразился бы Австрийский Конституционный суд ^{6}, «не невозможно», чтобы судьба на мгновение приняла облик личинки майского жука: недоделанного жучишки или будущего представителя семейства пластинчатоусых, смотря по вашей образованности; судьба-личинка, ведущая в цветочном горшке весьма скромную, но тем не менее вредительскую жизнь. А горшок — в том самом магазине. Вмешивается грубая рука, вытаскивает упитанную белую личинку из теплой темной земли, отрывает ее от вкусненьких корешков и швыряет в лицо некоему барону. И начинается давно уже начавшееся.

Шутка? Тот, кто возьмет на себя труд разузнать, что за подготовка была нужна, чтобы эта шутка удалась, очень скоро убедится в обратном. Целый мир был создан ради смехотворного абсурдного эпизода. Кроме всего прочего, должна была, к примеру, пронестись над мирным Эльзасом кровавая буря французской революции, чтобы умчать в далекую Вену Жюльена д'Анна, пятого барона фон Кройц цу Квергейм вместе с супругой и двумя несовершеннолетними детьми и чтобы потомок его, уже шестнадцатый барон (и одновременно девятый барон по Богемской Родословной книге ^{7}) стал в один прекрасный вечер поздней осенью мишенью для личинки майского жука. И этого было бы мало, если бы доктор Симон Айбель ушел из Управления Государственных Лотерей, где трудился составителем, раньше, чем десять минут спустя после окончания рабочего дня — по примеру более честолюбивых коллег. Но даже и тогда ничего бы не случилось, если бы продавщица цветочного магазина, ставшего ареной инцидента, не была выбившейся в люди зеленщицей холерического темперамента. Ни в коем случае. Или же произошло бы что-то совершенно другое.

Кроме барона, д-ра Айбеля и продавщицы в магазине присутствовали также неизвестная полная дама, полосатая кошка, несколько мух, множество не видимых глазу дождевых червей и столь же невидимая личинка майского жука. Личинка спала. Черви рылись в земле. Мухи, приглашенные особо крупной товаркой поглядеть на насекомоядное растение, по своему обыкновению жужжали. Кошка свернулась на средней полке одного из стеллажей около батареи пустых горшков и дремала, спрятав кончик хвоста под правую лапку. Неизвестная полная дама искала в кошельке мелочь, барон Кройц-Квергейм с интересом глядел на д-ра Симона Айбеля, а тот не менее заинтересованно созерцал куст белой сирени, продавщица же заворачивала в шелковистую бумагу шесть ярко-розовых гвоздик с веточкой аспарагуса.